Долго пребывала под впечатлением франковского спектакля про Марию и Елизавету. Со временем оно усилилось. Это удивляет меня, потому что я знаю: пьеса Болта уступает пьесе Шиллера, и спектакль, хотя, на мой взгляд, и хороший, во всяком случае, старательно сделанный, мог бы быть и лучше. Я даже пересмотрела запись спектакля «Юнона и Авось» и перечитала фрагменты книги о Раневской, чтобы себя отрезвить и вспомнить, на что большее может быть способен театр.
Это сработало потрясение от сцены казни – точнее, от того, что эта сцена рассказала мне обо мне. Здесь, действительно, как-никак, а получилось шекспировское зеркало: посмотрите, люди, что вы есть, а вы и не знали.
Утверждаюсь в мысли, что история двух королев рассказана сильнее всего тогда, когда обе соперницы стоят друг друга. Они должны быть совершенно равноценны, даже если автор поддерживает Марию или Елизавету, никому не должно отдаваться явное предпочтение постановщика. Есть запись для телевидения спектакля драмы Шиллера «Мария Стюарт» в постановке МХАТА. Я ее смотрела два раза – в первый раз в пять лет, а второй – в 2002 году. В этом спектакле Елизавету играет прославленная Степанова, и создается впечатление, что вся постановка сделана «для нее». В титрах даже ее имя стоит на первом месте. Здесь как раз обратная ситуация: очень хороша Елизавета, но впечатление портится из-за того, что Мария не столь хороша. Мария в этой постановке слишком криклива и не вызывает ни зависти, ни жалости. Женщина на грани нервного срыва – маска величия, защитные белила. Я решила после просмотра того спектакля, что настоящая Мариина гордость должна быть проще, а не столь показательно «театральная». Иначе у Марии не получались бы столь проникновенные стихи. Можно, впрочем, извинительно предположить, что несвобода и постоянное ожидание приговора доконали ее.
Отыскала свою старую запись о спектакле по Шиллеру со Степановой. С удивлением прочитала свои весьма нелестные высказывания о Елизавете-исторической по сравнению с литературной и театральной: «Мелочная, экстравагантная, крикливая, кокетливая старуха. Но и ее, настоящую, есть за что жалеть – хотя и трудно удержать, не забыть эту жалость, при виде, во что она себя превратила». Это все благотворное влияние научно-разоблачительной политической истории Елизаветы, принадлежащей перу Кристофера Хейга. Таковы были мои мысли пять лет назад. Но с удовлетворением перечитала выписанные мною тогда цитаты из книги Хейга, которые подтверждают мою мысль о единстве двух женских образов.
«Выводы Хейга о личности и характере правления Елизаветы (о Марии он не пишет ничего) поразительно сходятся с выводами Стефана Цвейга о Марии Стюарт.
( Как я придумывала кино )