Леа Росси Ниссим. Виттория Делла Ровере
Sep. 11th, 2011 08:03 am![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
valya_15"Женщины дома Медичи" еще не кончились. :-)
Этот очерк (как и следующий) мог бы иметь подзаголовок "печальная человеческая комедия". Автор свою героиню не любит и строго судит, но признает, что такая, какая есть, она - дитя среды и обстоятельств. По мнению переводчицы, зная эти обстоятельства, можно высказать и несколько большее снисхождение.
25 октября 1623 г. герцогский кортеж выехал из дворца Питти на торжественную церемонию крестин. Графиня Костанца делла Герардеска, жена Джован Франческо Мамиани, держала на руках малышку, разодетую в богатые белые одежды, украшенные драгоценностями, которую сопровождали благородные господа и пажи. По коридору Вазари кортеж достиг Палаццо Веккио, где сто тридцать дам облачились в роскошные наряды из атласа и бархата с буфами и гофрированной отделкой.
Из Палаццо Веккио длинная череда из сорока двух карет, запряженных восьмерками и шестерками лошадей, доставила всех этих блистательных особ к собору и баптистерию Сан Джованни, где с большой пышностью совершено было крещение: от имени папы присутствовал кардинал Борромео, и все происходило с великолепием и тщательным соблюдением принятого в тот век этикета.
Малышка, которой воздавались такие почести, была Мария Виттория Делла Ровере, ей исполнилось полтора года, и она уже была крещена обычным порядком при своем рождении в Пезаро 7 февраля 1622 г. Новое крещение, столь торжественно совершенное во флорентийском Сан-Джованни, не было, как мог кто подумать, знаком особого уважения, питаемого к святому покровителю города, а подтверждало, что девочка становится флорентийкой, и прежде всего скрепляло договор между семьями Медичи и Делла Ровере - ибо маленькая Виттория уже с тех пор считалась невестой будущего великого герцога Фердинандо, которому было тогда тринадцать лет и который приходился малышке кровным родственником, двоюродным братом.
Конечно же, начало жизни этой девочки, из-за превратностей истории ее семьи с самого рождения обреченной в жертву государственным интересам, не было счастливым.
Она была дочерью Клаудии де Медичи и Федериго Убальдо делла Ровере, недостойного сына государя столь превосходного, каким был Франческо Мария[1], родившегося в 1604 г. от его жены Ливии ди Ипполито делла Ровере. С первых лет жизни Федериго Убальдо проявил себя тем, что Гроттанелли называет негодяем, а Пьераччини - дегенератом[2]: восстающий против всякой дисциплины, нечувствительный ко всякому моральному ограничению, подверженный всем порокам, он наслаждался в обществе черни, проводил ночи в кутежах или бесчинствуя на дорогах, являя собою тягостное зрелище вырождения и растления. Испробовав все средства, дабы обратить его к жизни более достойной и более подобающей его имени и роду, надеялись с помощью раннего брака вынудить его изменить жизнь. Уже с 1609 г. он был обручен, мальчиком, с Клаудией ди Фердинандо I де Медичи: в 1621 г. решили отпраздновать свадьбу, чтобы распущенный юнец получил поддержку авторитетной семьи. Свадьбу отпраздновали во Флоренции 29 апреля, на вилле ди Барончелли, но ни роскошно, ни весело - то ли из-за недавней смерти великого герцога Козимо II, всего лишь тридцатилетнего, который, впрочем, успел распорядиться, чтобы свадьба сестры (это же политическое обязательство!) все равно произошла, то ли потому, что во Флоренции также знали о прошлых делах юного супруга и не приходилось слишком тешиться иллюзиями насчет исхода этого союза.
И в самом деле, после того, как прошли первые дни праздничных приемов, Федериго вновь обратился к своей беспорядочной жизни, чем вызвал жалобы Клавдии, которая высказывала разочарование и недовольство мужу, что не замедлило откликнуться (однажды он наконец дал ей пощечину) и семье, что, однако, ни к чему не привело. Положение ухудшилось, когда Франческо Мария отошел от дел правления, оставив ответственность сыну, который, напротив, воспользовался большим авторитетом, чтобы освободиться от разумных, но докучливых советников, приставленных к нему отцом, и заменить их людьми совсем иной закваски, достойной себя, предаваясь все более своим низменным инстинктам.
В определенный момент он связался с компанией комедиантов, среди которых была некая Арджентина, в которую он влюбился безумно, так, что, чтобы быть с нею рядом, опустился до того, чтобы играть в этой компании ничтожные роли, без стыда отпуская грубые шутки, и наконец поселил эту женщину в крыле герцогского дворца, куда часто удалялся или один или с друзьями для балов и скандальных оргий. Именно после одной из таких оргий утром 29 июня 1623 г., в то время, как его ожидали на охоту, он был найден мертвым в своей постели, в комнате, запертой изнутри. Ему было немногим более восемнадцати лет. Говорили об апоплексическом ударе, говорили о яде, возможно, присланном Медичи, чтобы отделаться от этого недостойного родича, говорили, наконец, о дурном влиянии звезд: ясно лишь, что его смерть обозначала новую судьбу для маленькой Виттории, которой тогда было немногим более года.
Не успела достичь Флоренции весть о смерти Федериго, как в Урбино поспешили граф Орсо ди Элчи и бальи Андреа Чиоли, великий канцлер, весесильный при дворе Медичи, официально - чтобы выразить свои соболезнования отцу, но на самом деле - чтобы установить положение Клавдии и воспользоваться обстоятельствами на благо великого герцогства Тосканского. Давно уже Медичи положили глаз на Урбинское герцогство, прежде всего - на его богатства и коллекции: если бы теперь удалось связать два дома, то был бы меткий выстрел. Что Клаудия вернется во Флоренцию, сомнению не подлежало, тем более, что она сама желала только этого, и посему, после того, как Франческо Мария, тщетно надеявшийся на наследника мужского пола, убедился, что она не была в интересном положении, она отбыла 14 августа 1623 г. в сопровождении дона Лоренцо де Медичи, также приехавшего в Урбино[3], и большой свиты. И, так как скорбь ее о муже с очевидностью не была и не могла быть глубока и не заставляла ее терять из виду материальные блага, она увезла с собою все драгоценности, в том числе и драгоценности короны Делла Ровере, которыми ей было предоставлено пользоваться, говоря, что ей в минуту нежности подарил их супруг, и не хотела вернуть их, к чему бы не прибегали не только Франческо Мария, но также и Медичи, - дело тянулось до 1631 г. посредством писем, посольств и переговоров, об исходе коих немного мы знаем.
Дед Виттории, Франческо Мария II Делла Ровере. Художник Федерико Бароччи.
Путь Клавдии лежал через Касентино, с остановками в Верне и Камальдоли, во Флоренцию, где, во дворце Питти, ее приняли великий герцог-племянник и великая герцогиня-мать.
Хронисты не сообщают нам, что это возвращение было особенно трогательным: то ли потому, что церемониал и суровый этикет того времени заглушали всякий порыв, то ли потому, что Клавдии было тогда нечего оплакивать, и потому, что она была скорее корыстна и скупа душой, как это выявляет не только эпизод с драгоценностями, но также ее поведение в будущем по отношению к маленькой Виттории. Которую, не ведающую и невинную, удерживали в Урбино, пока между Франческо Марией и флорентийскими посланниками тянулись длинные и трудные переговоры о том, как решить ее судьбу.
Потребовалось много такта, способностей и сноровки, чтобы достичь цели: но, наконец, еще и для того, чтобы уберечь малышку от влияния Рима, который спал и видел, как бы включить в свои владения герцогство Урбинское, флорентийцам удалось убедить Франческо Марию, убитого горем после смерти сына и страдающего от подагры, составить завещание в пользу внучки, закрепив за ней все имущество герцогства (а оно было немаленьким, - дворцы, мебель и утварь, произведения искусства, драгоценности, серебро, наличные деньги), и обязав ее стать в будущем женой великого герцога Фердинандо II. Соглашение было заключено в Кастельдуранте 20 сентября 1623 года: но как и где должна будет жить Виттория? Даже и в этом пункте Медичи настояли на своем: она должна воспитываться во Флоренции и быть вверена заботам бабушки, мадам Кристины, матери Козимо II, которая в то время была регентшей Флоренции вместе с невесткой Марией Маддаленой Австрийской, а не заботам бабушки с материнской стороны Ливии Делла Ровере, которая того пожелала.
Так отправилась и Виттория во Флоренцию, навстречу своей новой и несчастливой судьбе. Путешествие проходило с обычными формальностями и обычным этикетом; на вилле Бандини в Парадизо ее ожидали две великие герцогини, у ворот Новой фабрики - молоденький великий герцог, покуда наконец графиня Костанца делла Герардеска, чей муж Франческо Джованни Мамиани так потрудился для родичей Виттории, не вручила ее торжественно мадам Кристине во дворце Питти.
Мы уже сказали о крещении, последовавшем вскорости по приезде Виттории, словно для того, чтобы обозначить начало ее новой жизни: и немедленно малышку поместили в монастыре Крочетта, куда уже удалилась Клаудия, как был обычай для вдов. Мать и дочь имели в распоряжении целый квартал, два сада, большую свиту придворных дам и слуг, а у малышки были еще две товарки для игр, две маленькие кузины - Мария Маддалена и Мария Кристиана. Но с того времени, в скудной жизни монастыря, полной придирок к пустякам, начал складываться мелочный и упрямый характер Виттории, доставшийся ей на всю жизнь.
Ее детство не было и не могло быть счастливым. Пока что ей не хватало отцовского руководства, семейного тепла, материнской нежности.
Клаудия никогда не высказывала заботы о дочери, рожденной от порочного и нелюбимого мужа; это духовное отчуждение еще возросло, когда в 1626 г. она вступила в новый брак с братом матери, Леопольдом, эрцгерцогом Тирольским и архиепископом Пассауским и Стасбургским, который, будучи привлечен ее солидным приданым, оставил духовные одежды и взял ее в супруги в Инсбруке. Но и новый брак не был счастлив. Леопольд, неотесанный и жадный до богатства, не имел других страстей, кроме охоты, которой посвещал большую часть времени, пренебрегая молодой женой, пытавшейся восполнить свое чувствительное одиночество, посвящая себя делам государства, собирая при дворе итальянских литераторов и художников, - среди которых был некий Лоренцо Липпи, живописец, посвятивший ей героико-комическую поэму "Вновь обретенный Мальмантиль", изданную под псевдонимом "Перлоне Дзиполи" - и пускаясь во всевозможные ухищрения ради блага детей, рожденных в новом супружестве.
Клаудия де Медичи, мать Виттории. Художник Лоренцо Липпи
Но о дочери, оставшейся во Флоренции, Клаудия думала мало или вовсе не думала. Хотя она была графоманкой, в ее эпистолярном собрании нет ни одного письма к дочери, тогда как существуют два письмеца маленькой Виттории - к бабушке Ливии Делла Ровере, где она жалуется, что мать мало любит ее, и еще одно, по поводу смерти Франческо Марии (1631 г.), где она сожалеет о том же. И если, что может быть, по крайней мере первое продиктовал или хотя бы подсказал кто-то взрослый, ситуацию это не меняет. Несомненно, после расставания мать и дочь никогда не видались более, и Клаудия никогда не испытывала желания вернуться во Флоренцию, даже на свадьбу дочери, хотя ездила много и нередко долго путешествовала.
Виттория в детстве. Художник Джусто/Юстус Сустерманс.
Лишенная материнской любви, нашла ли Виттория человеческое тепло и нежность в семье, куда должна была вступить?
Положение при дворе было довольно щекотливое. По смерти Фердинандо I полномочия регента принадлежали Кристине Лотарингской, его жене, вместе с советом авторитетных министров, до совершеннолетия сына, Козимо II; а после преждевременной смерти этого последнего также Мария Маддалена Австрийская была вместе со свекровью регентшей государства и опекуншей Фердинандо II. Об этих двух женщинах, которым была доверена забота о Виттории, история широко свидетельствует, что они не были богаты ни умом, ни сердцем.
Кристина Лотарингская, внучка короля Генриха II и Екатерины Медичи, представляет собою личность, находившуюся под абсолютной властью религиозного фанатизма. Жизнь ее текла в паломничествах, богослужениях, процессиях, пострижениях, основании монастырей, в то время как к религозному чуству примешивались суеверия и слепая вера в амулеты, чертей, ведьм. От нее исходили пенсии новообращенным, так что никогда не было видано такой толпы народа - турок, арабов, евреев, - которые корысти ради с легостью переходили в католицизм. Ее всегдашнее окружение, - монахи, монашенки, искатели милостей, придворные честолюбцы, - оказывало на нее дурное влияние, и здесь начался, так как она была еще и неопытна в делах правления, упадок государства. Ему способствовала невестка, Мария Маддалена Австрийская, вдова Козимо II, имевшая к тому же нрав властный и волевой, и потому ссорившаяся со свекровью, ибо более нее интриговала и вмешивалась в государственные дела, даже когда действовал совет, требуемый завещанием Фердинандо I. От него, впрочем, свекровь и невестка довольно скоро избавились, доверив правление посредственностям во главе с неким кавалером Андреа Чиоли, что причинило державе огромный ущерб.
Во внутренниих делах каждая из двух великих герцогинь желала превзойти другую, а во внешней политике, так как обе они были иностранки, естественно было, чтобы каждая поддерживала свою страну - Францию и Австрию - и чтобы из этого возникали иной раз неприятные споры, чему содействовали также послы других государств, позднее нам о них рассказавшие.
Но в чем они были немного между собой согласны, так это в ханжестве, любви к роскоши и культе внешности и этикета.
Кристина Лотарингская. Художник Тиберио Титти
Мария Маддалена Австрийская. Художник Тиберио Титти
Суетность двух этих женщин проявлялась не только в пышности их двора, но также в расточительстве, имевшем место по любому поводу, - маскарады, комедии, балы, охоты - так что за восемь лет регентства они истратили всю казну, оставленную Фердинандо I, вопреки условию, чтобы ее не трогали, кроме как в случае крайней необходимости. И подозревали, что многие дела веры были подсказаны скорее желанием показать себя, чем глубоким чувством христианского милосердия, которым великие герцогини, как они показали во многих обстоятельствах, были мало одарены. Например, они преследовали некую Ливию Вернаццу, на которой дон Джованни де Медичи[4] женился, несмотря на низкое происхождение и сомнительную нравственность, и которую по смерти Джованни (1621 г.) они изгнали на шестнадцать лет в Форт Бельведер, предварительно отняв у нее сына, еще ребенка, а также преуспев в том, чтобы брак был объявлен недействительным, и сын лишился наследства в пользу дома Медичи.
В этой атмосфере, где внешность слов и дел не соответствует действительности, где вопросы первенства и привилегий столь важны, растет Виттория и здесь проходит ее жизнь; и, если даже две великие герцогини ее любили, воспитали они ее на свой манер. С самого детства ей внушали идею высочества: ее называли "женушка", словно желая каждый день напоминать ей о ее предназначении стать великой герцогиней: и, как у Гертруды Мандзони [5], вся ее жизнь проходила ввиду власти, которую однажды она будет иметь, и ее будущего высокого положения. Если мы добавим наглядность обучения, примеры нетерпимости и религиозности более видимой, нежели реальной, нечего удивляться, что Виттория выросла исполненная высокомерия, амбиций, тщеславия, поверхностных устремлений, и у нее сложился действительно трудный характер.
Брак с Фердинандо, о котором, как мы знаем, было решено с ее раннего детства 20 сентября 1624 г., был заключен частным порядком во дворце Питти 2 августа 1634 г., прежде всего по желанию Кристины, уже достигшей преклонных лет (Мария Маддалена уже скончалась). Но, как Виттория была крещена дважды, также дважды она была и обвенчана, и по-настоящему брак ее был заключен и осуществился 6 апреля 1637 г.
Празднество не было, как говорят хронисты, особенно роскошным; все же осталось множество описаний и текстов кантат, представлений драматических, танцевальных и музыкальных, среди которых главным была "Свадьба богов" в пяти актах, сочинение Джованни Карло Копполы, с громоздкими машинами и пышными костюмами разыгранное в дворике дворца Питти, где все боги небесные, морские и земные, нимфы, сатиры, циклопы, гарпии, ветры и облака были задействованы, чтобы петь славу домам Медичи и Делла Ровере и вещать самую милостивую судьбу новобрачным супругам. Фердинандо было двадцать шесть лет, Виттории - пятнадцать. Но брак не был счастлив. Слишком большой была разница характеров и слишком сильной - нетерпимость со стороны Виттории, которая, воспитанная для будущего величия, стремилась лишь к тому, чтобы ценили по достоинству ее права и происхождение принцессы Урбинской, - за них она крепко держалась, как и за богатства, принесенные ею в приданое и перевезенные во Флоренцию в 1631 г., по смерти Франческо Марии, с которым прекратилась династия Делла Ровере.
Известно, что еще с детства, со времени помолвки, между нею и Фердинандо были раздоры, которые продлились всю жизнь, даже если официально они пытались сохранять видимость, появляясь на публике вместе. Были даже восемнадцать лет, в которые между супругами не было интимных отношений, - неизвестно толком, по инициативе ли великого герцога, раздраженного - как говорят - тем, что его застигли в тайной беседе с одним пажом, или по инициативе Виттории, дабы наказать мужа за неверность. Во всяком случае - как замечает Пьераччини - многие эпизоды демонстрируют черствость ума и чувств Виттории, которая даже во время смертельной болезни Фердинандо посетила его единственной раз и то по его явно выраженному желанию. [6]
Фердинандо II и Виттория - великие герцоги Тосканские. Художник Джусто/Юстус Сустерманс.
Фердинандо, напротив, имел характер мягкий и уступчивый, подавленный как в юности, так и во взрослом возрасте двумя великими герцогинями-регентшами. Хронисты повествуют, что на церемонии коронации в Палаццо Веккио он, еще мальчик одиннадцати лет, сидел под балдахином, а по сторонам его - бабушка и мать: одна картина также представляет его нам в этом положении. Итак, можно сказать, что всю свою жизнь он жил в тени двух великих герцогинь - одна справа, другая слева - поддерживаемый ими по бокам и, к несчастью, под их неудачным влиянием, так как лучший период его правления пришелся как раз после их смерти. В действительности он был человек, рожденный более для науки, чем для правления. Неуверенный в политике, лавирующий между Испанией, Францией, Австрией, он не имел от нейтралитета преимуществ, на которые надеялся; он пытался улучшить дела своего государства, где замирали сельское хозяйство и торговля, и, окружая себя людьми высоких познаний, такими, как Галилей - учеником которого он был, - Торричелли, Вивиани, Реди [7], он посвятил себя прежде всего наукам есетственным и точным, изобрел или усовершенствовал некоторые научные инструменты, следуя своим природным наклонностям, и вместе с братом Леопольдо основал Академию дель Чименто [8] (естествоиспытателей во Флоренции). Не пренебрегал он и искусствами: основал знаменитое собрание автопортретов художников, велел расширить дворец Питти и заказал Пьетро да Кортона и Джованни да Сан Джованни [9] украсить в нем некоторые залы, собирая в последние годы немало скульптур и картин и покровительствуя также музыке.
Рядом с ним Виттория не проявила ни одного из тех качеств, которые бы сделали ее истинной государыней, и прежде всего не имела ни одного из тех интересов, которые были у мужа и могли бы крепче ее с ним связать.
Если Виттория не была счастлива как жена, и более по своей вине, чем по вине Фердинандо, не больше повезло ей и как матери.
В 1639 году у нее родился сын, который прожил всего несколько часов, а другая девочка умерла, едва родившись, в 1641 г.; наконец в 1642 г. родился Козимо, будущий великий герцог, и только в 1660 г., может быть, как плод примирения с Фердинандо, - второй сын Франческо Мария, впоследствии кардинал. Но Козимо доставил матери больше забот, чем радостей. Замкнутый, печальный "угрюмец"[10], как его называли, он представляет собой истинный тип ничтожного принца-ханжи, с весьма ограниченными понятиями. И, так как, несомненно, в те времена брак считали лекарством от всех зол, и если Федериго Убальдо Урбинскому дали жену, чтобы утихомирить слишком бурный темперамент, то Козимо дали жену, чтобы пробудить его и вывести из оцепенения, и выбрали самую живую, самую необузданную принцессу Европы, Маргариту Луизу Орлеанскую, внучку Марии де Медичи и Генриха IV, которая, пойдя под венец с любовью к кузену Карлу Лотарингскому в сердце и сохраняя эту любовь на всю жизнь, доставила и двору, и мужу немало тревог, устраивая скандалы, побеги, заводя романы с людьми всякого рода, вновь и вновь подтверждая, что ненавидит Тоскану, Медичи, Козимо, покуда не сочли за лучшее отослать ее назад во Францию, где она продолжала свою беспорядочную жизнь, не беспокоясь более о трех детях, оставшихся во Флоренции.
Можно представить себе, зная это, отношения между свекровью и невесткой: одна - вся ханжество и богомолье, лицемерие и ложный стыд, другая - красивая, молодая, живая, не стесняющая себя моралью, развлекалась назло, делая все, что только приходило ей в голову, унижая мужа и свекровь, которая в состязании с невесткой потерпела фатальное поражение, еще и потому, что народ, всегда повинующийся инстинкту, высказывал больше сочувствия молодой женщине, разрывавшей узду тоски и придвлоных приличий, чем старой великой герцогине, такой суровой и негибкой, ушедшей с головой в религиозный пыл и свой мир привилегий и пустых вопросов первенства.
В самам деле, Виттория не могла не последовать примеру и влиянию двух регентш, под чьим руководством выросла. Как и они, она была окружена людьми недостойными, священниками и монахами, заправлявшими двором; и религия, которую она исповедовала столь усердно, вместо того, чтобы открыть ее разум и сердце благородному чувству доброты, обогатить ее сознание, побудить ее к пониманию и прощению, выражалась более всего во внешних формах и вырастила ее рабой мелочей, пустяковых придирок, предрассудков, неотделимых от глубоких гордости и тщеславия. Пьераччини также говорит, что по натуре она была скорее светской женщиной, склонной к рассеянной жизни, и что ее религиозность была искусственным навершием, плодом среды. И о ней, как и о великих герцогинях-регентшах, можно сказать достоверно, что более ради показушничества, чем по щедрости и христианскому милосердию, опекала она дела веры. Чем более она входила в лета, тем более возростали ее ханжество и суровость в отношении нравов, до такой степени, что у нее была собственная шпионская служба, чтобы знать все, что происходило в семье, даже самые интимные и деликатные факты, а сына, Козимо III, для которого всегда была недоброй советчицей, она подстрекала карать без жалости и всякого снисхождения за некоторые человеческие слабости.
Этой ее суровости и столь прочным понятиям о жизни странным образом сопутствовало глубокое чувство гордости за свои происхождение и положение, как и чувство тщеславия, выражавшееся также в самых пустых и поверхностных формах. У нее был культ своей персоны: достаточно увидеть множество скульптур, картин, медалей, на которых она велела себя изобразить. Вот она - весталка и Магдалина, молодая и старая, и, наконец, в "Святом семействе" - Мадонна, обнимающая маленького Козимо - младенца Иисуса. Об этих двух противоречивых испостасях Витттории, - религиозной и тщеславной, - свидетельствует ее богатая переписка: послания, где она рекомендует лиц на церковные должности, или ведет речь о создании религиозных учреждений, или радеет о предоставлении приходов и должностей каноников, или старается получить какую-либо бесценную реликвию, сменяются другими, столь же многочисленными и срочными, в которых она справляется отовсюду о новых модах, требует веера новейшей отделки, распространяется об оправе неких драгоценностей, ищет модные тогда духи, во все вкладывая рвение и педантичность, достойные лучшего дела.
Виттория в роли Флоры. Художник Джусто/Юстус Сустерманс.
Виттория в роли святой Виттории. Художник Марио Баласси
"Святое семейство" работы Юстуса Сустерманса
И, вопреки ее доказательствам христианского смирения и умерщвления плоти, немногие государыни любили роскошь и развлечения так, как она: двор ее был богатейший, одежды и обстановка драгоценные и изысканные, частыми были празднества, балы, маскарады, проводившиеся со всей торжественностью, на какую был способен семнадцатый век. Вилла Барончелли, которую ранее приобрела Мария Маддалена для утехи великих герцогинь, назвав ее затем Вилла Империале, была ею украшена и обогатилась также садами с прекрасными цветами.
Ей, действительно, не занимать было определенного вкуса к красивым вещам, и нельзя сказать, чтобы была она вовсе невежественна. Она знала французский и испанский и, быть может, из честолюбивых претензий покровительствовала Женской литературной академии, основанной в Сиене в 1654 году, "Академии Ценные письма"[11], которая израбала эмблемой символ ее рода - дуб "Делла Ровере".
Будучи сама слишком скромного развития, чтобы понять и оценить мир Галилея и других ученых, центром которого был Фердинандо II, она не хотела выглядеть нечувствительной к традиционному меценатству Медичи и выказала интерес и покровительство людям, которе не много того стоили: Бенедетто Мендзини и Джан Андреа Монилье, двум поэтам, один - ядовитее другого, бросавшимися один в другого обидами, оскорблениями и страшными обвинениями, и объединившимися потом в ненависти против другого писателя того времени, Антонио Мальябеки.
Мендзини - автор сатир, в которых он нападает на испорченные нравы того времени и множество везучих дураков, возвышающихся не по заслугам: сатира его, однако, не правдива и беспристрастна, но вызвана завистью, происходящей от его чрезмерного самомнения и ощущения, что сам он почти предан судьбой и людьми. Его любимая мишень - Монилья, чьи театральные представления имели тогда большой успех. Он был прямо-таки всесилен при дворе, находился под покровительством великой герцогини и не смущался поэтому преслодовать своих личных врагов, иногда даже вынуждая их бежать из Флоренции. Среди его жертв - если можно так сказать - был также Мальябеки, который, если эрудиция его и была достойна уважения, истинно заслужил презрение, как человек: шпион, клеветник, распутник.
Поэтесса Сельваджа Боргини, воспевшая свадьбу Виттории, также удостоилась ее симпатии и поддержки, но и здесь мы все еще остаемся в том посредственном мирке, из которого великая герцогиня не умела и не могла выйти. Скудость умственная и душевная не позволила наследнице Делла Ровере стать очень значительной фигурой в истории Дома Медичи. Ее обвиняли в том, что она способствовала упадку дома, и, если это правда, то произошло из-за ее отрицтательных качеств женщины и государыни, а не, как хотелось бы кому-то, из-за неверного управления, так как Фердинандо всегда держал ее вдали от дел государства, - то ли из-за всегдашнего недостатка согласия между ними, то ли потому, что он справедливо считал ее неспособной к задаче правлениия. Скорее она навредила государству тем недостаточным и убогим воспитанием, какое дала Козимо III, подпавшему по слабости характера под влияние матери, в которую имел он слепую веру и от которой унаследовал худшие стороны характера, к сожалению, давшие себя знать в его злополучное правление и до смерти Виттории, и после нее. Тогда-то государство, в самом деле, низринулось к своему концу.
Виттория умерла в 1694 г. в Пизе, куда отправилась, пытаясь поправить плохое здоровье. По этому случаю Козимо III также продемонстрировал почтительность к матери, устроив торжественные похороны во Флоренции в базилике Сан Лоренцо, за три дня предуведомив граждан, что "с торжественной и мрачною пышностию должно почтить вечную и славную память Яснейшей его родительницы". Похороны совершились с торжественной пышностью при участии не только двора, но также и всего народа, который был освобожден от работы и собрался на эту церемонию более из любопытства к зрелищу, нежели из любви к покойной.
И все-таки эта женщина, лишенная особых даров ума и культуры, черствая душой, замкнувшаяся в собственном и чем далее, тем более тесном мире, созданном всецело из видимостей и внешностей, не прибавившая ничего к славе великого герцогства и даже, без сомнения, послужившая к его упадку, имела большую невольную заслугу: она принесла в приданое Флоренции владения герцогства Урбинского, среди которых, вместе с баснословными богатствами, были драгоценные коллекции живописи и скульптуры, которые сегодня украшают залы Уффици и Питти и принадлежат к их ценнейшим жемчужинам. В своем завещании она приказала, чтобы собрания сокровищ ее дома перешли к сыну Франческо Марии, "однако с тем условием, что после смерти названного Франческо Марии все указанные картины отойдут Яснейшему Великому Герцогу Козимо, его детям и потомкам". И сейчас, проходя по залам, где, среди прочих, со стен смотрят Венера и Красавица Тициана, или портреты Юлия II и кардинала Довици работы Рафаэля, или потрясающие образы Федериго да Монтефельтро и Баттисты Сфорца, созданные Пьеро делла Франческа, мы не можем не вспомнить, по крайней мере, откуда они взялись. Среди этих работ - многочисленные портреты, которые Джусто Сустерманс[12], придворный художник. написал с Виттории Делла Ровере: и видим ли мы ее молодой, цветущей, надменной, в богатых нарядах и драгоценых уборах, или в зрелые годы, разжирневшей, вялой, во вдовьем одеянии и с распятием на груди, как на картине Карло Дольчи, читаем ли мы на ее лице властность и высокомерие государыни или постепенное одряхление женщины, - будем же смотреть на нее со снисхождением и простим ей ее вины и слабости за тот дар красоты, который принесла она нашей Флоренции.
Виттория в роли святой Маргариты. Художник Джусто/Юстус Сустерманс.
Примечания переводчика:
1. Франческо Мария II Делла Ровере (1549-1631) - герцог Урбинский, участник битвы при Лепанто (1571 г.)
2. Гроттанелли Кристиано (1946 - 2010) - итальянский историк религии, преподавал во Флорентийском университете.
Напоминаю, что Гаэтано Пьераччини (1864-1957), итальянский врач и политический деятель, написал четырехтомное исследование о передаче наследственных признаков и влиянии наследственных болезней в семье Медичи "La stirpe de'Medici di Cafaggiolo: Saggio di ricerche sulla trasmissione ereditaria dei caratteri biologici" (Род Медичи из Кафаджоло. Очерк исследования передачи по наследству биологических особенностей).
3. Дон Лоренцо де Медичи (1599-1648) - младший брат великого герцога Козимо II.
4. Дон Джованни де Медичи (1567-1621) - сын великого герцога Козимо I и Элеоноры дельи Альбицци. Автор (один из) проекта Капеллы принцев в церкви Сан Лоренцо. (см. также примечание 15 к очерку о Бьянке Каппелло).
5. Гертруда - персонаж романа Алессандро Мандзони "Обрученные" (I promessi sposi). По желанию отца, ее с детства готовят к монастырю, исподволь внушая мысль, что другого будущего у нее быть не может: "Наша несчастная была ещё во чреве матери, когда её судьба была бесповоротно решена. Оставалось только узнать, будет ли то монах или монахиня, для чего требовалось не согласие ребёнка, а лишь появление его на свет. Когда девочка родилась, князь, её отец, желая дать ей имя, которое непосредственно вызывало бы мысль о монастыре и которое носила святая именитого происхождения, назвал её Гертрудой. Её первыми игрушками были куклы, одетые монашенками, потом — маленькие изображения святых в монашеском же одеянии. Подарки эти всегда сопровождались длинными увещаниями беречь их как драгоценность и риторическим вопросом: «Красиво ведь, а?» Когда князь, княгиня или князёк — единственный из мальчиков, воспитывавшийся дома, — хотели похвалить цветущий вид девочки, они, казалось, не находили для этого других слов, кроме как: «Что за мать аббатисса!» Никто, однако, никогда не говорил прямо: «Ты должна стать монахиней». Это была мысль, сама собой разумеющаяся; её затрагивали попутно, при всяком разговоре, касавшемся будущего девочки. Если Гертруда позволяла себе иногда какой-нибудь дерзкий и вызывающий поступок, к чему она по своей натуре была весьма склонна, ей говорили: «Ты — девочка, тебе не подобает вести себя так; когда станешь матерью аббатиссой, тогда и будешь командовать и переворачивать всё хоть вверх дном». Порой же князь, отчитывая дочь за слишком свободное и непринуждённое поведение, над которым она не задумывалась, говорил ей: «Ох-ох! Девочке твоего звания не следует так вести себя; если ты хочешь, чтобы в своё время тебе оказывали подобающее уважение, учись смолоду владеть собой: помни, что в монастыре ты во всём должна быть первой — ведь знатная кровь должна сказываться всюду». (С, переводчики А. Эфрос, Н. Георгиевская).
6. Cо своей стороны перводчица замечает, что, застав супруга в тайной беседе с пажом, можно было и не так еще расстроиться.
7. Галилей и Торричелли в отдельном представлении вряд ли нуждаются; Вивиани Винченцо (1622-1703) - математик и астроном, воспитанник Торричелли и самый младший из учеников Галилея. Реди Франческо (1626 - 1697) - медик, натуралист и литератор.
8. Академия дель Чименто - флорентийская академия естествоиспытателей. Основана в 1657 г.
9. Да Кортона (Берреттини) Пьетро (1596 - 1669) - художник и архитектор. Джованни да Сан Джованни (Джованни Манноцци) (1592-1636) - художник, один из ведущих флорентийских художников-декораторов эпохи барокко.
10. В оригинале " imbronciato" - 1) сердитый, надутый 2) tempo imbronciato — хмурая погода.
11. "Le Assicurate".
12. Сустерманс Джусто(Сустерманс Юстус) (1597-1681) - фламандский художник, работавший при дворе Медичи. Автор многих картин, иллюстрирующих настоящий пост.
(с) Lea Rossi Nissim (autore)
(C) перевод, комментарии, подбор иллюстраций - valya_15 (traduzione, commento, scelta delle illustrazioni).
Note: the present translation is made and placed here with the only non-commercial purpose to enrich one's knowledge of history, to practice my literary translation skills and to learn some Italian :-).
Этот очерк (как и следующий) мог бы иметь подзаголовок "печальная человеческая комедия". Автор свою героиню не любит и строго судит, но признает, что такая, какая есть, она - дитя среды и обстоятельств. По мнению переводчицы, зная эти обстоятельства, можно высказать и несколько большее снисхождение.
25 октября 1623 г. герцогский кортеж выехал из дворца Питти на торжественную церемонию крестин. Графиня Костанца делла Герардеска, жена Джован Франческо Мамиани, держала на руках малышку, разодетую в богатые белые одежды, украшенные драгоценностями, которую сопровождали благородные господа и пажи. По коридору Вазари кортеж достиг Палаццо Веккио, где сто тридцать дам облачились в роскошные наряды из атласа и бархата с буфами и гофрированной отделкой.
Из Палаццо Веккио длинная череда из сорока двух карет, запряженных восьмерками и шестерками лошадей, доставила всех этих блистательных особ к собору и баптистерию Сан Джованни, где с большой пышностью совершено было крещение: от имени папы присутствовал кардинал Борромео, и все происходило с великолепием и тщательным соблюдением принятого в тот век этикета.
Малышка, которой воздавались такие почести, была Мария Виттория Делла Ровере, ей исполнилось полтора года, и она уже была крещена обычным порядком при своем рождении в Пезаро 7 февраля 1622 г. Новое крещение, столь торжественно совершенное во флорентийском Сан-Джованни, не было, как мог кто подумать, знаком особого уважения, питаемого к святому покровителю города, а подтверждало, что девочка становится флорентийкой, и прежде всего скрепляло договор между семьями Медичи и Делла Ровере - ибо маленькая Виттория уже с тех пор считалась невестой будущего великого герцога Фердинандо, которому было тогда тринадцать лет и который приходился малышке кровным родственником, двоюродным братом.
Конечно же, начало жизни этой девочки, из-за превратностей истории ее семьи с самого рождения обреченной в жертву государственным интересам, не было счастливым.
Она была дочерью Клаудии де Медичи и Федериго Убальдо делла Ровере, недостойного сына государя столь превосходного, каким был Франческо Мария[1], родившегося в 1604 г. от его жены Ливии ди Ипполито делла Ровере. С первых лет жизни Федериго Убальдо проявил себя тем, что Гроттанелли называет негодяем, а Пьераччини - дегенератом[2]: восстающий против всякой дисциплины, нечувствительный ко всякому моральному ограничению, подверженный всем порокам, он наслаждался в обществе черни, проводил ночи в кутежах или бесчинствуя на дорогах, являя собою тягостное зрелище вырождения и растления. Испробовав все средства, дабы обратить его к жизни более достойной и более подобающей его имени и роду, надеялись с помощью раннего брака вынудить его изменить жизнь. Уже с 1609 г. он был обручен, мальчиком, с Клаудией ди Фердинандо I де Медичи: в 1621 г. решили отпраздновать свадьбу, чтобы распущенный юнец получил поддержку авторитетной семьи. Свадьбу отпраздновали во Флоренции 29 апреля, на вилле ди Барончелли, но ни роскошно, ни весело - то ли из-за недавней смерти великого герцога Козимо II, всего лишь тридцатилетнего, который, впрочем, успел распорядиться, чтобы свадьба сестры (это же политическое обязательство!) все равно произошла, то ли потому, что во Флоренции также знали о прошлых делах юного супруга и не приходилось слишком тешиться иллюзиями насчет исхода этого союза.
И в самом деле, после того, как прошли первые дни праздничных приемов, Федериго вновь обратился к своей беспорядочной жизни, чем вызвал жалобы Клавдии, которая высказывала разочарование и недовольство мужу, что не замедлило откликнуться (однажды он наконец дал ей пощечину) и семье, что, однако, ни к чему не привело. Положение ухудшилось, когда Франческо Мария отошел от дел правления, оставив ответственность сыну, который, напротив, воспользовался большим авторитетом, чтобы освободиться от разумных, но докучливых советников, приставленных к нему отцом, и заменить их людьми совсем иной закваски, достойной себя, предаваясь все более своим низменным инстинктам.
В определенный момент он связался с компанией комедиантов, среди которых была некая Арджентина, в которую он влюбился безумно, так, что, чтобы быть с нею рядом, опустился до того, чтобы играть в этой компании ничтожные роли, без стыда отпуская грубые шутки, и наконец поселил эту женщину в крыле герцогского дворца, куда часто удалялся или один или с друзьями для балов и скандальных оргий. Именно после одной из таких оргий утром 29 июня 1623 г., в то время, как его ожидали на охоту, он был найден мертвым в своей постели, в комнате, запертой изнутри. Ему было немногим более восемнадцати лет. Говорили об апоплексическом ударе, говорили о яде, возможно, присланном Медичи, чтобы отделаться от этого недостойного родича, говорили, наконец, о дурном влиянии звезд: ясно лишь, что его смерть обозначала новую судьбу для маленькой Виттории, которой тогда было немногим более года.
Не успела достичь Флоренции весть о смерти Федериго, как в Урбино поспешили граф Орсо ди Элчи и бальи Андреа Чиоли, великий канцлер, весесильный при дворе Медичи, официально - чтобы выразить свои соболезнования отцу, но на самом деле - чтобы установить положение Клавдии и воспользоваться обстоятельствами на благо великого герцогства Тосканского. Давно уже Медичи положили глаз на Урбинское герцогство, прежде всего - на его богатства и коллекции: если бы теперь удалось связать два дома, то был бы меткий выстрел. Что Клаудия вернется во Флоренцию, сомнению не подлежало, тем более, что она сама желала только этого, и посему, после того, как Франческо Мария, тщетно надеявшийся на наследника мужского пола, убедился, что она не была в интересном положении, она отбыла 14 августа 1623 г. в сопровождении дона Лоренцо де Медичи, также приехавшего в Урбино[3], и большой свиты. И, так как скорбь ее о муже с очевидностью не была и не могла быть глубока и не заставляла ее терять из виду материальные блага, она увезла с собою все драгоценности, в том числе и драгоценности короны Делла Ровере, которыми ей было предоставлено пользоваться, говоря, что ей в минуту нежности подарил их супруг, и не хотела вернуть их, к чему бы не прибегали не только Франческо Мария, но также и Медичи, - дело тянулось до 1631 г. посредством писем, посольств и переговоров, об исходе коих немного мы знаем.
Дед Виттории, Франческо Мария II Делла Ровере. Художник Федерико Бароччи.
Путь Клавдии лежал через Касентино, с остановками в Верне и Камальдоли, во Флоренцию, где, во дворце Питти, ее приняли великий герцог-племянник и великая герцогиня-мать.
Хронисты не сообщают нам, что это возвращение было особенно трогательным: то ли потому, что церемониал и суровый этикет того времени заглушали всякий порыв, то ли потому, что Клавдии было тогда нечего оплакивать, и потому, что она была скорее корыстна и скупа душой, как это выявляет не только эпизод с драгоценностями, но также ее поведение в будущем по отношению к маленькой Виттории. Которую, не ведающую и невинную, удерживали в Урбино, пока между Франческо Марией и флорентийскими посланниками тянулись длинные и трудные переговоры о том, как решить ее судьбу.
Потребовалось много такта, способностей и сноровки, чтобы достичь цели: но, наконец, еще и для того, чтобы уберечь малышку от влияния Рима, который спал и видел, как бы включить в свои владения герцогство Урбинское, флорентийцам удалось убедить Франческо Марию, убитого горем после смерти сына и страдающего от подагры, составить завещание в пользу внучки, закрепив за ней все имущество герцогства (а оно было немаленьким, - дворцы, мебель и утварь, произведения искусства, драгоценности, серебро, наличные деньги), и обязав ее стать в будущем женой великого герцога Фердинандо II. Соглашение было заключено в Кастельдуранте 20 сентября 1623 года: но как и где должна будет жить Виттория? Даже и в этом пункте Медичи настояли на своем: она должна воспитываться во Флоренции и быть вверена заботам бабушки, мадам Кристины, матери Козимо II, которая в то время была регентшей Флоренции вместе с невесткой Марией Маддаленой Австрийской, а не заботам бабушки с материнской стороны Ливии Делла Ровере, которая того пожелала.
Так отправилась и Виттория во Флоренцию, навстречу своей новой и несчастливой судьбе. Путешествие проходило с обычными формальностями и обычным этикетом; на вилле Бандини в Парадизо ее ожидали две великие герцогини, у ворот Новой фабрики - молоденький великий герцог, покуда наконец графиня Костанца делла Герардеска, чей муж Франческо Джованни Мамиани так потрудился для родичей Виттории, не вручила ее торжественно мадам Кристине во дворце Питти.
Мы уже сказали о крещении, последовавшем вскорости по приезде Виттории, словно для того, чтобы обозначить начало ее новой жизни: и немедленно малышку поместили в монастыре Крочетта, куда уже удалилась Клаудия, как был обычай для вдов. Мать и дочь имели в распоряжении целый квартал, два сада, большую свиту придворных дам и слуг, а у малышки были еще две товарки для игр, две маленькие кузины - Мария Маддалена и Мария Кристиана. Но с того времени, в скудной жизни монастыря, полной придирок к пустякам, начал складываться мелочный и упрямый характер Виттории, доставшийся ей на всю жизнь.
Ее детство не было и не могло быть счастливым. Пока что ей не хватало отцовского руководства, семейного тепла, материнской нежности.
Клаудия никогда не высказывала заботы о дочери, рожденной от порочного и нелюбимого мужа; это духовное отчуждение еще возросло, когда в 1626 г. она вступила в новый брак с братом матери, Леопольдом, эрцгерцогом Тирольским и архиепископом Пассауским и Стасбургским, который, будучи привлечен ее солидным приданым, оставил духовные одежды и взял ее в супруги в Инсбруке. Но и новый брак не был счастлив. Леопольд, неотесанный и жадный до богатства, не имел других страстей, кроме охоты, которой посвещал большую часть времени, пренебрегая молодой женой, пытавшейся восполнить свое чувствительное одиночество, посвящая себя делам государства, собирая при дворе итальянских литераторов и художников, - среди которых был некий Лоренцо Липпи, живописец, посвятивший ей героико-комическую поэму "Вновь обретенный Мальмантиль", изданную под псевдонимом "Перлоне Дзиполи" - и пускаясь во всевозможные ухищрения ради блага детей, рожденных в новом супружестве.
Клаудия де Медичи, мать Виттории. Художник Лоренцо Липпи
Но о дочери, оставшейся во Флоренции, Клаудия думала мало или вовсе не думала. Хотя она была графоманкой, в ее эпистолярном собрании нет ни одного письма к дочери, тогда как существуют два письмеца маленькой Виттории - к бабушке Ливии Делла Ровере, где она жалуется, что мать мало любит ее, и еще одно, по поводу смерти Франческо Марии (1631 г.), где она сожалеет о том же. И если, что может быть, по крайней мере первое продиктовал или хотя бы подсказал кто-то взрослый, ситуацию это не меняет. Несомненно, после расставания мать и дочь никогда не видались более, и Клаудия никогда не испытывала желания вернуться во Флоренцию, даже на свадьбу дочери, хотя ездила много и нередко долго путешествовала.
Виттория в детстве. Художник Джусто/Юстус Сустерманс.
Лишенная материнской любви, нашла ли Виттория человеческое тепло и нежность в семье, куда должна была вступить?
Положение при дворе было довольно щекотливое. По смерти Фердинандо I полномочия регента принадлежали Кристине Лотарингской, его жене, вместе с советом авторитетных министров, до совершеннолетия сына, Козимо II; а после преждевременной смерти этого последнего также Мария Маддалена Австрийская была вместе со свекровью регентшей государства и опекуншей Фердинандо II. Об этих двух женщинах, которым была доверена забота о Виттории, история широко свидетельствует, что они не были богаты ни умом, ни сердцем.
Кристина Лотарингская, внучка короля Генриха II и Екатерины Медичи, представляет собою личность, находившуюся под абсолютной властью религиозного фанатизма. Жизнь ее текла в паломничествах, богослужениях, процессиях, пострижениях, основании монастырей, в то время как к религозному чуству примешивались суеверия и слепая вера в амулеты, чертей, ведьм. От нее исходили пенсии новообращенным, так что никогда не было видано такой толпы народа - турок, арабов, евреев, - которые корысти ради с легостью переходили в католицизм. Ее всегдашнее окружение, - монахи, монашенки, искатели милостей, придворные честолюбцы, - оказывало на нее дурное влияние, и здесь начался, так как она была еще и неопытна в делах правления, упадок государства. Ему способствовала невестка, Мария Маддалена Австрийская, вдова Козимо II, имевшая к тому же нрав властный и волевой, и потому ссорившаяся со свекровью, ибо более нее интриговала и вмешивалась в государственные дела, даже когда действовал совет, требуемый завещанием Фердинандо I. От него, впрочем, свекровь и невестка довольно скоро избавились, доверив правление посредственностям во главе с неким кавалером Андреа Чиоли, что причинило державе огромный ущерб.
Во внутренниих делах каждая из двух великих герцогинь желала превзойти другую, а во внешней политике, так как обе они были иностранки, естественно было, чтобы каждая поддерживала свою страну - Францию и Австрию - и чтобы из этого возникали иной раз неприятные споры, чему содействовали также послы других государств, позднее нам о них рассказавшие.
Но в чем они были немного между собой согласны, так это в ханжестве, любви к роскоши и культе внешности и этикета.
Кристина Лотарингская. Художник Тиберио Титти
Мария Маддалена Австрийская. Художник Тиберио Титти
Суетность двух этих женщин проявлялась не только в пышности их двора, но также в расточительстве, имевшем место по любому поводу, - маскарады, комедии, балы, охоты - так что за восемь лет регентства они истратили всю казну, оставленную Фердинандо I, вопреки условию, чтобы ее не трогали, кроме как в случае крайней необходимости. И подозревали, что многие дела веры были подсказаны скорее желанием показать себя, чем глубоким чувством христианского милосердия, которым великие герцогини, как они показали во многих обстоятельствах, были мало одарены. Например, они преследовали некую Ливию Вернаццу, на которой дон Джованни де Медичи[4] женился, несмотря на низкое происхождение и сомнительную нравственность, и которую по смерти Джованни (1621 г.) они изгнали на шестнадцать лет в Форт Бельведер, предварительно отняв у нее сына, еще ребенка, а также преуспев в том, чтобы брак был объявлен недействительным, и сын лишился наследства в пользу дома Медичи.
В этой атмосфере, где внешность слов и дел не соответствует действительности, где вопросы первенства и привилегий столь важны, растет Виттория и здесь проходит ее жизнь; и, если даже две великие герцогини ее любили, воспитали они ее на свой манер. С самого детства ей внушали идею высочества: ее называли "женушка", словно желая каждый день напоминать ей о ее предназначении стать великой герцогиней: и, как у Гертруды Мандзони [5], вся ее жизнь проходила ввиду власти, которую однажды она будет иметь, и ее будущего высокого положения. Если мы добавим наглядность обучения, примеры нетерпимости и религиозности более видимой, нежели реальной, нечего удивляться, что Виттория выросла исполненная высокомерия, амбиций, тщеславия, поверхностных устремлений, и у нее сложился действительно трудный характер.
Брак с Фердинандо, о котором, как мы знаем, было решено с ее раннего детства 20 сентября 1624 г., был заключен частным порядком во дворце Питти 2 августа 1634 г., прежде всего по желанию Кристины, уже достигшей преклонных лет (Мария Маддалена уже скончалась). Но, как Виттория была крещена дважды, также дважды она была и обвенчана, и по-настоящему брак ее был заключен и осуществился 6 апреля 1637 г.
Празднество не было, как говорят хронисты, особенно роскошным; все же осталось множество описаний и текстов кантат, представлений драматических, танцевальных и музыкальных, среди которых главным была "Свадьба богов" в пяти актах, сочинение Джованни Карло Копполы, с громоздкими машинами и пышными костюмами разыгранное в дворике дворца Питти, где все боги небесные, морские и земные, нимфы, сатиры, циклопы, гарпии, ветры и облака были задействованы, чтобы петь славу домам Медичи и Делла Ровере и вещать самую милостивую судьбу новобрачным супругам. Фердинандо было двадцать шесть лет, Виттории - пятнадцать. Но брак не был счастлив. Слишком большой была разница характеров и слишком сильной - нетерпимость со стороны Виттории, которая, воспитанная для будущего величия, стремилась лишь к тому, чтобы ценили по достоинству ее права и происхождение принцессы Урбинской, - за них она крепко держалась, как и за богатства, принесенные ею в приданое и перевезенные во Флоренцию в 1631 г., по смерти Франческо Марии, с которым прекратилась династия Делла Ровере.
Известно, что еще с детства, со времени помолвки, между нею и Фердинандо были раздоры, которые продлились всю жизнь, даже если официально они пытались сохранять видимость, появляясь на публике вместе. Были даже восемнадцать лет, в которые между супругами не было интимных отношений, - неизвестно толком, по инициативе ли великого герцога, раздраженного - как говорят - тем, что его застигли в тайной беседе с одним пажом, или по инициативе Виттории, дабы наказать мужа за неверность. Во всяком случае - как замечает Пьераччини - многие эпизоды демонстрируют черствость ума и чувств Виттории, которая даже во время смертельной болезни Фердинандо посетила его единственной раз и то по его явно выраженному желанию. [6]
Фердинандо II и Виттория - великие герцоги Тосканские. Художник Джусто/Юстус Сустерманс.
Фердинандо, напротив, имел характер мягкий и уступчивый, подавленный как в юности, так и во взрослом возрасте двумя великими герцогинями-регентшами. Хронисты повествуют, что на церемонии коронации в Палаццо Веккио он, еще мальчик одиннадцати лет, сидел под балдахином, а по сторонам его - бабушка и мать: одна картина также представляет его нам в этом положении. Итак, можно сказать, что всю свою жизнь он жил в тени двух великих герцогинь - одна справа, другая слева - поддерживаемый ими по бокам и, к несчастью, под их неудачным влиянием, так как лучший период его правления пришелся как раз после их смерти. В действительности он был человек, рожденный более для науки, чем для правления. Неуверенный в политике, лавирующий между Испанией, Францией, Австрией, он не имел от нейтралитета преимуществ, на которые надеялся; он пытался улучшить дела своего государства, где замирали сельское хозяйство и торговля, и, окружая себя людьми высоких познаний, такими, как Галилей - учеником которого он был, - Торричелли, Вивиани, Реди [7], он посвятил себя прежде всего наукам есетственным и точным, изобрел или усовершенствовал некоторые научные инструменты, следуя своим природным наклонностям, и вместе с братом Леопольдо основал Академию дель Чименто [8] (естествоиспытателей во Флоренции). Не пренебрегал он и искусствами: основал знаменитое собрание автопортретов художников, велел расширить дворец Питти и заказал Пьетро да Кортона и Джованни да Сан Джованни [9] украсить в нем некоторые залы, собирая в последние годы немало скульптур и картин и покровительствуя также музыке.
Рядом с ним Виттория не проявила ни одного из тех качеств, которые бы сделали ее истинной государыней, и прежде всего не имела ни одного из тех интересов, которые были у мужа и могли бы крепче ее с ним связать.
Если Виттория не была счастлива как жена, и более по своей вине, чем по вине Фердинандо, не больше повезло ей и как матери.
В 1639 году у нее родился сын, который прожил всего несколько часов, а другая девочка умерла, едва родившись, в 1641 г.; наконец в 1642 г. родился Козимо, будущий великий герцог, и только в 1660 г., может быть, как плод примирения с Фердинандо, - второй сын Франческо Мария, впоследствии кардинал. Но Козимо доставил матери больше забот, чем радостей. Замкнутый, печальный "угрюмец"[10], как его называли, он представляет собой истинный тип ничтожного принца-ханжи, с весьма ограниченными понятиями. И, так как, несомненно, в те времена брак считали лекарством от всех зол, и если Федериго Убальдо Урбинскому дали жену, чтобы утихомирить слишком бурный темперамент, то Козимо дали жену, чтобы пробудить его и вывести из оцепенения, и выбрали самую живую, самую необузданную принцессу Европы, Маргариту Луизу Орлеанскую, внучку Марии де Медичи и Генриха IV, которая, пойдя под венец с любовью к кузену Карлу Лотарингскому в сердце и сохраняя эту любовь на всю жизнь, доставила и двору, и мужу немало тревог, устраивая скандалы, побеги, заводя романы с людьми всякого рода, вновь и вновь подтверждая, что ненавидит Тоскану, Медичи, Козимо, покуда не сочли за лучшее отослать ее назад во Францию, где она продолжала свою беспорядочную жизнь, не беспокоясь более о трех детях, оставшихся во Флоренции.
Можно представить себе, зная это, отношения между свекровью и невесткой: одна - вся ханжество и богомолье, лицемерие и ложный стыд, другая - красивая, молодая, живая, не стесняющая себя моралью, развлекалась назло, делая все, что только приходило ей в голову, унижая мужа и свекровь, которая в состязании с невесткой потерпела фатальное поражение, еще и потому, что народ, всегда повинующийся инстинкту, высказывал больше сочувствия молодой женщине, разрывавшей узду тоски и придвлоных приличий, чем старой великой герцогине, такой суровой и негибкой, ушедшей с головой в религиозный пыл и свой мир привилегий и пустых вопросов первенства.
В самам деле, Виттория не могла не последовать примеру и влиянию двух регентш, под чьим руководством выросла. Как и они, она была окружена людьми недостойными, священниками и монахами, заправлявшими двором; и религия, которую она исповедовала столь усердно, вместо того, чтобы открыть ее разум и сердце благородному чувству доброты, обогатить ее сознание, побудить ее к пониманию и прощению, выражалась более всего во внешних формах и вырастила ее рабой мелочей, пустяковых придирок, предрассудков, неотделимых от глубоких гордости и тщеславия. Пьераччини также говорит, что по натуре она была скорее светской женщиной, склонной к рассеянной жизни, и что ее религиозность была искусственным навершием, плодом среды. И о ней, как и о великих герцогинях-регентшах, можно сказать достоверно, что более ради показушничества, чем по щедрости и христианскому милосердию, опекала она дела веры. Чем более она входила в лета, тем более возростали ее ханжество и суровость в отношении нравов, до такой степени, что у нее была собственная шпионская служба, чтобы знать все, что происходило в семье, даже самые интимные и деликатные факты, а сына, Козимо III, для которого всегда была недоброй советчицей, она подстрекала карать без жалости и всякого снисхождения за некоторые человеческие слабости.
Этой ее суровости и столь прочным понятиям о жизни странным образом сопутствовало глубокое чувство гордости за свои происхождение и положение, как и чувство тщеславия, выражавшееся также в самых пустых и поверхностных формах. У нее был культ своей персоны: достаточно увидеть множество скульптур, картин, медалей, на которых она велела себя изобразить. Вот она - весталка и Магдалина, молодая и старая, и, наконец, в "Святом семействе" - Мадонна, обнимающая маленького Козимо - младенца Иисуса. Об этих двух противоречивых испостасях Витттории, - религиозной и тщеславной, - свидетельствует ее богатая переписка: послания, где она рекомендует лиц на церковные должности, или ведет речь о создании религиозных учреждений, или радеет о предоставлении приходов и должностей каноников, или старается получить какую-либо бесценную реликвию, сменяются другими, столь же многочисленными и срочными, в которых она справляется отовсюду о новых модах, требует веера новейшей отделки, распространяется об оправе неких драгоценностей, ищет модные тогда духи, во все вкладывая рвение и педантичность, достойные лучшего дела.
Виттория в роли Флоры. Художник Джусто/Юстус Сустерманс.
Виттория в роли святой Виттории. Художник Марио Баласси
"Святое семейство" работы Юстуса Сустерманса
И, вопреки ее доказательствам христианского смирения и умерщвления плоти, немногие государыни любили роскошь и развлечения так, как она: двор ее был богатейший, одежды и обстановка драгоценные и изысканные, частыми были празднества, балы, маскарады, проводившиеся со всей торжественностью, на какую был способен семнадцатый век. Вилла Барончелли, которую ранее приобрела Мария Маддалена для утехи великих герцогинь, назвав ее затем Вилла Империале, была ею украшена и обогатилась также садами с прекрасными цветами.
Ей, действительно, не занимать было определенного вкуса к красивым вещам, и нельзя сказать, чтобы была она вовсе невежественна. Она знала французский и испанский и, быть может, из честолюбивых претензий покровительствовала Женской литературной академии, основанной в Сиене в 1654 году, "Академии Ценные письма"[11], которая израбала эмблемой символ ее рода - дуб "Делла Ровере".
Будучи сама слишком скромного развития, чтобы понять и оценить мир Галилея и других ученых, центром которого был Фердинандо II, она не хотела выглядеть нечувствительной к традиционному меценатству Медичи и выказала интерес и покровительство людям, которе не много того стоили: Бенедетто Мендзини и Джан Андреа Монилье, двум поэтам, один - ядовитее другого, бросавшимися один в другого обидами, оскорблениями и страшными обвинениями, и объединившимися потом в ненависти против другого писателя того времени, Антонио Мальябеки.
Мендзини - автор сатир, в которых он нападает на испорченные нравы того времени и множество везучих дураков, возвышающихся не по заслугам: сатира его, однако, не правдива и беспристрастна, но вызвана завистью, происходящей от его чрезмерного самомнения и ощущения, что сам он почти предан судьбой и людьми. Его любимая мишень - Монилья, чьи театральные представления имели тогда большой успех. Он был прямо-таки всесилен при дворе, находился под покровительством великой герцогини и не смущался поэтому преслодовать своих личных врагов, иногда даже вынуждая их бежать из Флоренции. Среди его жертв - если можно так сказать - был также Мальябеки, который, если эрудиция его и была достойна уважения, истинно заслужил презрение, как человек: шпион, клеветник, распутник.
Поэтесса Сельваджа Боргини, воспевшая свадьбу Виттории, также удостоилась ее симпатии и поддержки, но и здесь мы все еще остаемся в том посредственном мирке, из которого великая герцогиня не умела и не могла выйти. Скудость умственная и душевная не позволила наследнице Делла Ровере стать очень значительной фигурой в истории Дома Медичи. Ее обвиняли в том, что она способствовала упадку дома, и, если это правда, то произошло из-за ее отрицтательных качеств женщины и государыни, а не, как хотелось бы кому-то, из-за неверного управления, так как Фердинандо всегда держал ее вдали от дел государства, - то ли из-за всегдашнего недостатка согласия между ними, то ли потому, что он справедливо считал ее неспособной к задаче правлениия. Скорее она навредила государству тем недостаточным и убогим воспитанием, какое дала Козимо III, подпавшему по слабости характера под влияние матери, в которую имел он слепую веру и от которой унаследовал худшие стороны характера, к сожалению, давшие себя знать в его злополучное правление и до смерти Виттории, и после нее. Тогда-то государство, в самом деле, низринулось к своему концу.
Виттория умерла в 1694 г. в Пизе, куда отправилась, пытаясь поправить плохое здоровье. По этому случаю Козимо III также продемонстрировал почтительность к матери, устроив торжественные похороны во Флоренции в базилике Сан Лоренцо, за три дня предуведомив граждан, что "с торжественной и мрачною пышностию должно почтить вечную и славную память Яснейшей его родительницы". Похороны совершились с торжественной пышностью при участии не только двора, но также и всего народа, который был освобожден от работы и собрался на эту церемонию более из любопытства к зрелищу, нежели из любви к покойной.
И все-таки эта женщина, лишенная особых даров ума и культуры, черствая душой, замкнувшаяся в собственном и чем далее, тем более тесном мире, созданном всецело из видимостей и внешностей, не прибавившая ничего к славе великого герцогства и даже, без сомнения, послужившая к его упадку, имела большую невольную заслугу: она принесла в приданое Флоренции владения герцогства Урбинского, среди которых, вместе с баснословными богатствами, были драгоценные коллекции живописи и скульптуры, которые сегодня украшают залы Уффици и Питти и принадлежат к их ценнейшим жемчужинам. В своем завещании она приказала, чтобы собрания сокровищ ее дома перешли к сыну Франческо Марии, "однако с тем условием, что после смерти названного Франческо Марии все указанные картины отойдут Яснейшему Великому Герцогу Козимо, его детям и потомкам". И сейчас, проходя по залам, где, среди прочих, со стен смотрят Венера и Красавица Тициана, или портреты Юлия II и кардинала Довици работы Рафаэля, или потрясающие образы Федериго да Монтефельтро и Баттисты Сфорца, созданные Пьеро делла Франческа, мы не можем не вспомнить, по крайней мере, откуда они взялись. Среди этих работ - многочисленные портреты, которые Джусто Сустерманс[12], придворный художник. написал с Виттории Делла Ровере: и видим ли мы ее молодой, цветущей, надменной, в богатых нарядах и драгоценых уборах, или в зрелые годы, разжирневшей, вялой, во вдовьем одеянии и с распятием на груди, как на картине Карло Дольчи, читаем ли мы на ее лице властность и высокомерие государыни или постепенное одряхление женщины, - будем же смотреть на нее со снисхождением и простим ей ее вины и слабости за тот дар красоты, который принесла она нашей Флоренции.
Виттория в роли святой Маргариты. Художник Джусто/Юстус Сустерманс.
Примечания переводчика:
1. Франческо Мария II Делла Ровере (1549-1631) - герцог Урбинский, участник битвы при Лепанто (1571 г.)
2. Гроттанелли Кристиано (1946 - 2010) - итальянский историк религии, преподавал во Флорентийском университете.
Напоминаю, что Гаэтано Пьераччини (1864-1957), итальянский врач и политический деятель, написал четырехтомное исследование о передаче наследственных признаков и влиянии наследственных болезней в семье Медичи "La stirpe de'Medici di Cafaggiolo: Saggio di ricerche sulla trasmissione ereditaria dei caratteri biologici" (Род Медичи из Кафаджоло. Очерк исследования передачи по наследству биологических особенностей).
3. Дон Лоренцо де Медичи (1599-1648) - младший брат великого герцога Козимо II.
4. Дон Джованни де Медичи (1567-1621) - сын великого герцога Козимо I и Элеоноры дельи Альбицци. Автор (один из) проекта Капеллы принцев в церкви Сан Лоренцо. (см. также примечание 15 к очерку о Бьянке Каппелло).
5. Гертруда - персонаж романа Алессандро Мандзони "Обрученные" (I promessi sposi). По желанию отца, ее с детства готовят к монастырю, исподволь внушая мысль, что другого будущего у нее быть не может: "Наша несчастная была ещё во чреве матери, когда её судьба была бесповоротно решена. Оставалось только узнать, будет ли то монах или монахиня, для чего требовалось не согласие ребёнка, а лишь появление его на свет. Когда девочка родилась, князь, её отец, желая дать ей имя, которое непосредственно вызывало бы мысль о монастыре и которое носила святая именитого происхождения, назвал её Гертрудой. Её первыми игрушками были куклы, одетые монашенками, потом — маленькие изображения святых в монашеском же одеянии. Подарки эти всегда сопровождались длинными увещаниями беречь их как драгоценность и риторическим вопросом: «Красиво ведь, а?» Когда князь, княгиня или князёк — единственный из мальчиков, воспитывавшийся дома, — хотели похвалить цветущий вид девочки, они, казалось, не находили для этого других слов, кроме как: «Что за мать аббатисса!» Никто, однако, никогда не говорил прямо: «Ты должна стать монахиней». Это была мысль, сама собой разумеющаяся; её затрагивали попутно, при всяком разговоре, касавшемся будущего девочки. Если Гертруда позволяла себе иногда какой-нибудь дерзкий и вызывающий поступок, к чему она по своей натуре была весьма склонна, ей говорили: «Ты — девочка, тебе не подобает вести себя так; когда станешь матерью аббатиссой, тогда и будешь командовать и переворачивать всё хоть вверх дном». Порой же князь, отчитывая дочь за слишком свободное и непринуждённое поведение, над которым она не задумывалась, говорил ей: «Ох-ох! Девочке твоего звания не следует так вести себя; если ты хочешь, чтобы в своё время тебе оказывали подобающее уважение, учись смолоду владеть собой: помни, что в монастыре ты во всём должна быть первой — ведь знатная кровь должна сказываться всюду». (С, переводчики А. Эфрос, Н. Георгиевская).
6. Cо своей стороны перводчица замечает, что, застав супруга в тайной беседе с пажом, можно было и не так еще расстроиться.
7. Галилей и Торричелли в отдельном представлении вряд ли нуждаются; Вивиани Винченцо (1622-1703) - математик и астроном, воспитанник Торричелли и самый младший из учеников Галилея. Реди Франческо (1626 - 1697) - медик, натуралист и литератор.
8. Академия дель Чименто - флорентийская академия естествоиспытателей. Основана в 1657 г.
9. Да Кортона (Берреттини) Пьетро (1596 - 1669) - художник и архитектор. Джованни да Сан Джованни (Джованни Манноцци) (1592-1636) - художник, один из ведущих флорентийских художников-декораторов эпохи барокко.
10. В оригинале " imbronciato" - 1) сердитый, надутый 2) tempo imbronciato — хмурая погода.
11. "Le Assicurate".
12. Сустерманс Джусто(Сустерманс Юстус) (1597-1681) - фламандский художник, работавший при дворе Медичи. Автор многих картин, иллюстрирующих настоящий пост.
(с) Lea Rossi Nissim (autore)
(C) перевод, комментарии, подбор иллюстраций - valya_15 (traduzione, commento, scelta delle illustrazioni).
Note: the present translation is made and placed here with the only non-commercial purpose to enrich one's knowledge of history, to practice my literary translation skills and to learn some Italian :-).
