Фильм на тему "Мексика"
Jan. 31st, 2011 08:19 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
valya_15В начале 1930-х г.г. Сергей Эйзенштейн при поддержке Эптона Синклера и его семьи снимал "мексиканскую "культурфильму" - путешествие", или же "огромный, многокрасочный фильм-симфонию о Мексике" (С). Оператором был Эдуард Тиссе.
По замыслу режиссера фильм должен был состоять из четырех новелл "в оправе пролога и эпилога", разных по содержанию и месту действия, контрастных по ритму и форме, но единых по сути своей и по духу. "Эта история смен культуры, данная не по вертикали - в годах и столетиях, а по горизонтали - в порядке географического сожительства разнообразнейших стадий культуры рядом..." (С) Герои пролога - пирамиды и храмы древней Мексики. Обычно в кратеньких комментариях к фильму содержание новелл раскрывают примерно так: 1) "Сандунга" - воспевание доколониальной Мексики (видев "картинку", в том, что это именно "доколониальная" Мексика до самого конца новеллы, я не уверена, скорее это сохранение черт древнего уклада и в современной жизни), 2) "Фиеста" - о корриде и любви, герои - два брата-тореадора, 3) "Магей" - трагическая история бедного пеона и его невесты во времена диктатуры Диаса (в начале ХХ века). Не успели полностью снять четвертую новеллу "Солдадера", то есть "Солдатка", о мексиканской революции 1910 г. Женский образ этой новеллы должен был стать сюжетно центральной фигурой картины и, по словам Эйзенштейна, воплотить "физически образ единой, национально объединенной Мексики, противостоящей международным интригам, старающимся расчленить народ и натравить разъединенные его части друг на друга" (С). Эпилог - карнавал в день мертвых, когда вся Мексика смеется и танцует в масках в виде черепов. Потом такую маску (она сделана из сладостей) съедает ребенок.
Сценарий на двенадцати страницах, как замечает Виктор Шкловский в своей книге о режиссере, был "умышленно недоговорен". "Эйзенштейн хотел показать на отчетливо новом материале модель движения всей вселенной к самовыражению путем революции. (...) Это и "Страшный суд" и "Сотворение мира" (В. Шкловский, "Эйзенштейн" (Жизнь в искусстве), "Искусство", 1976 г., С. 198, цитаты самого Эйзенштейна приведены по той же книге).
После того, как съемки по финансово-политическим причинам были прерваны, снятый материал остался в США. Он был выпущен в мировой прокат и имел успех (приводят, например, восторженный отзыв Чарли Чаплина), но это был монтаж без участия "отца картины". Благодаря Э. Синклеру несмонтированные материалы были переданы в 1950 г. на хранение в Музей современного искусства в Нью-Йорке. Сообщают, что часть материалов погибла во время пожара. Весь отснятый материал был передан в СССР только в 1979 г.
В настоящее время существуют два русских фильма, смонтированных и озвученных другими режиссерами из материала Эйзенштейна-Тиссе. 1)"Да здравствует Мексика" (Que viva Mexico!, название сценария) Григория Александрова, который был ассистентом Эйзенштейна на съемках и утверждал, что его работа наиболее близка к тому, что хотел видеть Эйзенштейн, конец 1970-х гг., текст "за кадром" читает Сергей Бондарчук, 2) "Мексиканская фантазия" Олега Ковалова, композитор Вячеслав Гайворонский, конец 1990-х гг.
На одной и той же основе и, надо думать, с равным пиететом к первым создателям, это - две очень разные картины.
Некоторые эпизоды смонтированы так, что обстоятельства и смысл их в двух версиях сильно отличаются (смерть хозяйской дочери и мальчика во время мятежа на асьенде в третьей новелле).
"Фантазия" - это "страшный колодец". Без пояснительного текста не все понятно, а фильм долгий и с "длиннотами" в каждой истории. Но в нем есть лица - множество лиц, в которые ты смотришь, одно за другим, а они, кажется, вовсе не знают об этом, и ожидание, периоды долгого ожидания, за которым что-то должно произойти, хотя людей, живущих перед тобой в фильме, это, кажется, вовсе не заботит. Все вместе это затягивает, как зачарованный колодец, обволакивает и держит, как золотая парча. Общее впечатление от действия в фильме - трагическое, хотя не все новеллы по содержанию - трагедии. Поэзия "священного страха" даже и в моменты радости, игры, праздника (вы смеетесь - а что-то дальше будет?), в повседневной жизни -сочетание трагических нелепостей, неизбывность горя, тупая жестокость. Карнавал в финале и зловещ, и весел - это живые танцующие скелеты, не победа над смертью, а ее половинчатое торжество: смерть доказала людям, что она - неотделима от жизни.
В фильме "Да здравствует...", напротив, все ясно, но и прямолинейнее и проще. В первых двух новеллах подобранная музыка создает настроение "наслаждения жизнью". В третьей, трагической - настроение уверенности в том, что, хотя герои, взбунтовавшиеся против безнаказанной господской подлости, погибли, их подвиг не будет забыт, и в будущем неизбежна победа их преемников. Карнавал в финале представлен как победа человека - мексиканец смеется над смертью (что выглядит не вполне убедительно).
Но в целом после просмотра каждой из этих картин становится несколько стыдно за фильмы-рекламные проспекты и "справочники туриста". Страна может быть рассказана тебе, как монументальная фреска, а ты об этом позабыла.
Разные мексиканские влюбленные - идея Эйзенштейна, глаза Тиссе.
Самое же интересное произошло, когда я в книге В. Шкловского стала читать, что писал сам Эейзенштейн об этом фильме во время работы над ним.
Об "орнаментальных чудищах древней Мексики": "Чудовищность и пугающая неожиданность не столько в сочетании деталий, реально принадлежащих разным животным (...), сколько в ... орнаментальном разложении видимых объектов природы.
Буквально кружится голова, когда глядишь на обработку угла "дворца монахинь" в Ушмале в виде разложенного человеческого профиля или на распадающиеся в невероятную несводимость змеиные головы на галереях позади пирамиды в Тетихуакане.
Как просто и наглядно "обратно" складываются "в медведя" распластанные детали: морда, глаза, лапы, спина его на голубоватых коврах племен сев(еро)американских индейцев".
Или еще: "Проблемы монтажа не занимают меня более нисколько и - страшно сказать - звук еще меньше! Интересно, что получится из картины, снимаемой в такой обстановке...".
Кто-то невидимый, может быть Дух пирамид, читал из-за плеча Эйзенштейна и сказал: "Да будет так. Ни твоего монтажа, ни твоего звука. Твоя картина, как моя страна, тоже будет "невероятной несводимостью".
По замыслу режиссера фильм должен был состоять из четырех новелл "в оправе пролога и эпилога", разных по содержанию и месту действия, контрастных по ритму и форме, но единых по сути своей и по духу. "Эта история смен культуры, данная не по вертикали - в годах и столетиях, а по горизонтали - в порядке географического сожительства разнообразнейших стадий культуры рядом..." (С) Герои пролога - пирамиды и храмы древней Мексики. Обычно в кратеньких комментариях к фильму содержание новелл раскрывают примерно так: 1) "Сандунга" - воспевание доколониальной Мексики (видев "картинку", в том, что это именно "доколониальная" Мексика до самого конца новеллы, я не уверена, скорее это сохранение черт древнего уклада и в современной жизни), 2) "Фиеста" - о корриде и любви, герои - два брата-тореадора, 3) "Магей" - трагическая история бедного пеона и его невесты во времена диктатуры Диаса (в начале ХХ века). Не успели полностью снять четвертую новеллу "Солдадера", то есть "Солдатка", о мексиканской революции 1910 г. Женский образ этой новеллы должен был стать сюжетно центральной фигурой картины и, по словам Эйзенштейна, воплотить "физически образ единой, национально объединенной Мексики, противостоящей международным интригам, старающимся расчленить народ и натравить разъединенные его части друг на друга" (С). Эпилог - карнавал в день мертвых, когда вся Мексика смеется и танцует в масках в виде черепов. Потом такую маску (она сделана из сладостей) съедает ребенок.
Сценарий на двенадцати страницах, как замечает Виктор Шкловский в своей книге о режиссере, был "умышленно недоговорен". "Эйзенштейн хотел показать на отчетливо новом материале модель движения всей вселенной к самовыражению путем революции. (...) Это и "Страшный суд" и "Сотворение мира" (В. Шкловский, "Эйзенштейн" (Жизнь в искусстве), "Искусство", 1976 г., С. 198, цитаты самого Эйзенштейна приведены по той же книге).
После того, как съемки по финансово-политическим причинам были прерваны, снятый материал остался в США. Он был выпущен в мировой прокат и имел успех (приводят, например, восторженный отзыв Чарли Чаплина), но это был монтаж без участия "отца картины". Благодаря Э. Синклеру несмонтированные материалы были переданы в 1950 г. на хранение в Музей современного искусства в Нью-Йорке. Сообщают, что часть материалов погибла во время пожара. Весь отснятый материал был передан в СССР только в 1979 г.
В настоящее время существуют два русских фильма, смонтированных и озвученных другими режиссерами из материала Эйзенштейна-Тиссе. 1)"Да здравствует Мексика" (Que viva Mexico!, название сценария) Григория Александрова, который был ассистентом Эйзенштейна на съемках и утверждал, что его работа наиболее близка к тому, что хотел видеть Эйзенштейн, конец 1970-х гг., текст "за кадром" читает Сергей Бондарчук, 2) "Мексиканская фантазия" Олега Ковалова, композитор Вячеслав Гайворонский, конец 1990-х гг.
На одной и той же основе и, надо думать, с равным пиететом к первым создателям, это - две очень разные картины.
Некоторые эпизоды смонтированы так, что обстоятельства и смысл их в двух версиях сильно отличаются (смерть хозяйской дочери и мальчика во время мятежа на асьенде в третьей новелле).
"Фантазия" - это "страшный колодец". Без пояснительного текста не все понятно, а фильм долгий и с "длиннотами" в каждой истории. Но в нем есть лица - множество лиц, в которые ты смотришь, одно за другим, а они, кажется, вовсе не знают об этом, и ожидание, периоды долгого ожидания, за которым что-то должно произойти, хотя людей, живущих перед тобой в фильме, это, кажется, вовсе не заботит. Все вместе это затягивает, как зачарованный колодец, обволакивает и держит, как золотая парча. Общее впечатление от действия в фильме - трагическое, хотя не все новеллы по содержанию - трагедии. Поэзия "священного страха" даже и в моменты радости, игры, праздника (вы смеетесь - а что-то дальше будет?), в повседневной жизни -сочетание трагических нелепостей, неизбывность горя, тупая жестокость. Карнавал в финале и зловещ, и весел - это живые танцующие скелеты, не победа над смертью, а ее половинчатое торжество: смерть доказала людям, что она - неотделима от жизни.
В фильме "Да здравствует...", напротив, все ясно, но и прямолинейнее и проще. В первых двух новеллах подобранная музыка создает настроение "наслаждения жизнью". В третьей, трагической - настроение уверенности в том, что, хотя герои, взбунтовавшиеся против безнаказанной господской подлости, погибли, их подвиг не будет забыт, и в будущем неизбежна победа их преемников. Карнавал в финале представлен как победа человека - мексиканец смеется над смертью (что выглядит не вполне убедительно).
Но в целом после просмотра каждой из этих картин становится несколько стыдно за фильмы-рекламные проспекты и "справочники туриста". Страна может быть рассказана тебе, как монументальная фреска, а ты об этом позабыла.
Разные мексиканские влюбленные - идея Эйзенштейна, глаза Тиссе.
 |
 |
 |
Самое же интересное произошло, когда я в книге В. Шкловского стала читать, что писал сам Эейзенштейн об этом фильме во время работы над ним.
Об "орнаментальных чудищах древней Мексики": "Чудовищность и пугающая неожиданность не столько в сочетании деталий, реально принадлежащих разным животным (...), сколько в ... орнаментальном разложении видимых объектов природы.
Буквально кружится голова, когда глядишь на обработку угла "дворца монахинь" в Ушмале в виде разложенного человеческого профиля или на распадающиеся в невероятную несводимость змеиные головы на галереях позади пирамиды в Тетихуакане.
Как просто и наглядно "обратно" складываются "в медведя" распластанные детали: морда, глаза, лапы, спина его на голубоватых коврах племен сев(еро)американских индейцев".
Или еще: "Проблемы монтажа не занимают меня более нисколько и - страшно сказать - звук еще меньше! Интересно, что получится из картины, снимаемой в такой обстановке...".
Кто-то невидимый, может быть Дух пирамид, читал из-за плеча Эйзенштейна и сказал: "Да будет так. Ни твоего монтажа, ни твоего звука. Твоя картина, как моя страна, тоже будет "невероятной несводимостью".
