![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
Очерк из книги "Женщины дома Медичи". Автор, Карло Пеллегрини (1889-1985) - литературовед и критик, преподавал в университете Флоренции французскую литературу. Среди его работ - "Мадам де Сталь" (1938), "История французской литературы" (1939, 9-е издание в 1968), "Итальянская традиция и европейская культура" (1947) и др.
Биографических данных мало (вы все это знаете, с чем-то можете спорить). Самое главное здесь - роль обеих дам для французской литературы и итало-французских культурных связей. К своим героиням автор относится сочувственно и стремится то же отношение передать читателю.
Сообщайте, пожалуйста, обо всех замеченных неточностях.
Пытаться в кратком биографическом очерке дать наборосок фигуры одной из двух королев Франции, принадлежащих к дому Медичи, уже было бы слишком, но говорить об обеих не совсем в общих чертах - почти безнадежное предприятие, притом, что обе они жили в исторические эпохи, как никогда сложные и бурные. Поэтому я ограничусь тем, что укажу на главные особенности их личностей, хотя меня особенно привлекла бы возможность распространиться побольше об этих двух персонажах: французский шестнадцатый век напоминает мне первые мои исследования в этой сфере, когда, недавно получив диплом, я мог провести год в Парижском университете и слушать лекции некоторых ведущих исследователей французского Ренессанса, таких как Анри Шамар[1] и Абель Лефранк[2], и к тому же тогда еще находился в расцвете сил такой великий историк французской литературы, каким был Гюстав Лансон[3].
Из многих писем Екатерины Медичи, которыми мы располагаем, остановимся на одном, относящемся к 1563 г. Оно адресовано сыну Карлу IX и наставляет его, как нужно организовать свой день. Прежде всего ему следует подниматься рано, в определенный час, таким образом, подданные будут знать, как им себя вести, и осознают его цель "обустроить все по воле Бога и разума". При том, что власть продолжала сосредотачиваться в руках государя, понятно, что распорядок королевского дня, уже с времен Франциска I - несмотря на его легкий и беспокойный нрав, страсть пускаться в новые приключения, многие войны и конфликты, гражданские и религиозные - был особенно важен, как был важен торжественный и сложный церемониал. Представим себе на мгновение, что находимся в одной из королевских резиденций, к примеру, в том же замке Блуа - столь впечатляющем также благодаря очевидному здесь влиянию итальянского искусства: архитектор Доменико да Кортона[4], собственно, постоянно жил в Блуа с 1512 по 1530 гг. Карл IX зимой и летом поднимался до света дня: принимал у того, кого ожидала эта честь, рубашку и начинал одеваться, беседуя тем временем с немногими приближенными, имевшими допуск в его комнату. Другие важные лица собирались между тем в соседней зале: когда король был одет, в комнате приготовляли маленький алтарь, и король погружался в молитву, при которой присутстсвовали также те, кто ждал в соседнем покое; затем король говорил с каждым из них. Затем государь переходил в зал, где происходил совет, на который допускались лишь самые важные лица: король сидел во главе стола, подле него стоял дофин, и далее вокруг - коннетабль, адмирал, некоторые секретари. Здесь решали главные государственные дела - о войнах, продовольствии, вооружениях и т.д.
Это письмо Екатерины - драгоценный документ, указывающий на две ее главные заботы: дети, семья, продолжение и достоинство рода, и защита династии, в которой вополощалось величие страны, ставшей ее родиной. Ибо существование этой флорентийки, окончившееся на троне Франции, с самого начала отмечают трагические превратности судьбы. Дочь Лоренцо Медичи, герцога Урбинского, внучатая племянница понтифика Клемента VII, нескольких месяцев от роду оставшаяся без отца-матери, она доврена попечению бабушки с материнской стороны Орсини и живет между Флоренцией и Римом. Затем, во Флоренции, ее помещают в монастырь, где ее непоседливый характер - и это в самые дни осады![5] - побуждает к революции ее товарок по заключению, так что кто-то предлагает применить к ней решительные меры. Затем, всего лишь в четырнадцать лет, ей устраивают брак по политическому расчету: дают ее в жены Генриху Орлеанскому, второму сыну Франциска I, и, стало быть, племяннику Маргариты Наваррской, настоящей королевы французского Ренессанса.
Так, в столь юном возрасте Екатерина оказалась введена в мир двора Франциска I, любившего окружать себя художниками и литераторами, особенно итальянскими. Среди них принцесса Медичи довольно скоро отличила флорентийца Луиджи Аламанни[6], автора поэмы "О земледелии", посвященной именно Франциску I: он сделалася чем-то вроде ее доверенного лица. Но очень скоро ее привлекла также сестра короля, Маргарита, которой она сильно восхищалась: должно быть, от нее, по характеру в высшей степени веротерпимой, принцесса восприняла также мысль о необходимости согласия между католиками и протестантами. При таком дворе расширилось знание ею наших писателей, начиная с Боккаччо, недавно переведенного также на французский язык секретарем Маргариты Наваррской, Антуаном Ле Масоном[7]. Вспомним, кстати, как прямо в прологе "Гептамерона" сказано о восхищении дофины искусством нашего рассказчика: "Думаю, среди вас не найдется никого, кто не читал "Ста новелл" Жана Бокаса, недавно переведенных с итальянского на французский язык, о которых христианнейший король Франциск, первый этого имени, господин дофин, госпожа дофина, госпожа Маргарита столь высокого мнения, что если Бокас оттуда, где он пребывал, услышал их, он должен был воскреснуть ради похвалы таких особ".
Муж Екатерины, Генрих, сильно отличался от отца: робкий, неотесанный, придирчивый. Тем не менее, молодая женщина, видимо, привязалась к мужу; это не было взаимно. Положение было очень сложным: Генрих, с 36 года - наследник престола[8], полностью находился во власти любовницы, Дианы де Пуатье. Происходившая из благородной семьи, в тридцать лет оставшаяся вдовой великого сенешаля Нормандии, на много лет старше Генриха, Диана обладала своеобразной холодной красотой статуи, которая продолжает жить в "Венере-охотнице", приписываемой и Гужону, и Челлини. Умная, прежде всего - хитрая, связанная с Гизами, она царила при дворе, умело интригуя, распределяя должности, организуя праздники и турниры. Екатерина, которая, несмотря на большие глаза, не выглядит красивой даже на портрете в Музее Медичи, очень скоро получила от Дианы определение "купеческая дочка". В течение десяти лет у нее не было детей, и возникла опасность развода: в этой парадоксальной ситуации именно Диана побудила Генриха оказать немного внимания законной жене. К счастью, Екатерина позднее стала матерью и произвела на свет десять детей. Отношения двух женщин, оспаривавших одна у другой короля, были безукоризненно дипломатичны, но фактически положение королевы было мучительным. Диана, получившая сан герцогини де Валентинуа, украшенная драгоценностями короны, умела позаботиться о своей красоте, в том числе и с помощью физических упражнений: она вставала рано утром и скакала верхом долгие часы, чтобы затем вернуться в постель, отдыхать и читать до полудня, когда начиналась ее официальная жизнь. Она получила от короля замок Шенонсо на реке Шер, один из самых красивых во Франции, который в прошлом веке воспел Флобер в "По полям и по дюнам": " Есть еще в Шенонсо в комнате Дианы де Пуатье большая кровать с балдахином, принадлежавшая королевской наложнице, вся в убранстве из вышитого белого и вишневого шелка". Он вспоминает также Екатерину, ставшую следующей собственницей замка и по праву: "Я не осмелился бы только, из страха разбить их, коснуться фарфоров Екатерины Медичи, которые находятся в столовой, и вставить ногу в стремя Франциска Первого..."
Ободренная материнством, Екатерина через некоторое время также начинает заявлять о своем присутствии: если Диану славили такие поэты, как дю Белле и Ронсар, Екатерина стала центром притяжения для итальянцев, уже фаворитов Франциска I и его сестры Маргариты. Также по этой причине в течение его правления - и впоследствии благодаря милости, которую продолжала оказывать итальянцам Мария, - во французский язык вошло все больше итальянизмов, которым суждено было там остаться и которые большей частью касаются сферы военной и придворной: самый характерный пример - слово "courtisan", происходящее от заглавия "Сortegiano" Кастильоне, книги, которая имела во Франции большой успех и огромное влияние и долго считалась кодексом поведения образцового придворного.
Екатерина вызвала во Францию итальянскую труппу комедии масок под руководством Фламинио Скала, которая должна была превосходно выступить по ту сторону Альп. В 1548 году в Лионе для нее и для Генриха II была представлена с большим успехом "Каландра" Биббиены[9]. Она же велела перевезти из Фонтенбло в Париж библиотеку Франциска I, и на эти ее заслуги вновь намекает Ронсар, вспоминая великие культурные традиции семьи Медичи.
Cette Reyne d'honneur de telle race issue ...
Pour ne dégénérer de ses prémiers ayeux,
Soigneuse a fait chercher les livres les plusvieux,
Hébreux,Grecs et Latins, traduits et à traduire
Et parnoble dépense elle en a fait reluire
Le haut Palais du Louvre, afin que sans danger
Le François fut vainqueur du savoir étranger.
(Царица славная, дитя такого рода...Дабы не быть ниже своих предков, заботливо велела она разыскать самые старые книги - еврейские, греческие и латинские, переведенные и те, что нужно перевести, и благодаря ее затратам на благородную цель заблистал высокий дворец Лувр, дабы без опасности побеждал француз иноземную премудрость).
Как известно, Екатерина собрала около себя группу придворных дам - знаменитый "летучий эскадрон", поражавший не одной красотой, но и умом и блеском, помимо отменных манер. Тот же Брантом, которому нелегко было угодить, указал на это. Среди них была небезызвестная Элен де Сюржере, которую Екатерина предложила воспеть Ронсару, и для которой великий поэт в последние годы своей деятельности сочинил некоторые из самых прекрасных своих лирических стихотворений: довольно припомнить лишь его славный сонет:
Quand vous serez bien vieille, au soir, à la chandelle,
Assise aupres du feu, devidant et filant,
Direz, chantant mes vers, en vous esmerveillant :
Ronsard me celebroit du temps que j'estois belle.
Когда, старушкою, ты будешь прясть одна,
В тиши у камелька свой вечер коротая,
Мою строфу споешь и молвишь ты, мечтая:
«Ронсар меня воспел в былые времена».
(пер.В.Левика)[10]
Благодаря Екатерине, Ронсар был пожалован приоратом Сен-Козм-ле-Тур, где поэт окончил cуществование: о ней, которая с сыновьями Карлом IX и Генрихом Анжуйским озаботилась нанести ему визит, Ронсар писал в 1562 г.:
Las ! Ma Dame, en ce temps que le cruel orage
Menace les Francais d'un si piteux naufrage,
Que la grele et la pluie et la fureur des cieux
Ont irrité la mer de vents séditieux,
Et que l'Astre Jumeau ne daigne plus reluire,
Prenez le gouvernail de ce pauvre navire :
Et malgré la tempete, et le cruel effort
De la mer et des vents, conduisez-le
à bon port...
(Увы! Госпожа моя, во времена, когда жестокая гроза угрожает французам столь плачевным кораблекрушением, град, дождь и гнев небес взволновали море мятежными ветрами, а звезда Близнецов более не изволит сиять, - примите руководство этим бедным кораблем, и, вопреки буре и жестоким стараниям моря и ветров, ведите его в добрый порт...)
и когда позднее тот же Ронсар сочинил род поэмы-балета "Пастораль, посвященная ее величеству королеве Шотландской", он пришел к торжественному возгласу:
Si nous voyons le siècle d'or refait,
C'est du bienfait
De la Bergère Catherine.
(Если мы видим "Золотой век" возрожденным, то это благодеяниями Пастушки Екатерины).
И в другом месте, еще более определенно:
Vous qui avez, forçant la destinée,
Si bien conduit cette trouble saison,
Vous qui avez par prudence et raison
Si dextrement la France gouvernée....
(Вы, кто, преодолевая судьбу, так хорошо управлял этим тревожным временем, кто с помощью осмотрительности и разума столь правильно руководил Францией...)
Когда в 1559 году Генрих II скончался, Екатерина наконец-то отомстила сопернице, столько лет заставлявшей ее страдать и порой унижавшей, несмотря на формальное уважение и почитание, которые демонстрировал ей супруг. Но даже и в этих обстоятельствах она проявила уравновешенность и чувство меры, свойственные ее темпераменту. Диана была немедленно изгнана от двора, должна была вернуть драгоценности короны, уступить Шенонсо, где затем Екатерина велела произвести значительные работы, и удалиться в замок Ане, бывший ее собственностью. На трон восходит на короткое время Франциск II, находящийся под влиянием жены, Марии Стюарт, и Екатерина теперь начинает проявлять всю свою энергию, высказывая способности властвовать и интриговать. Она должна принять тяжелую ответственность за правление в условиях жестоких противоречий между семьями Гизов и Монморанси, оспаривающих влияние при дворе в период великой религиозной борьбы, которая разделяет Францию и ставит под угрозу ее существование. В этот период "старшая дочь Церкви" колеблется между католицизмом и реформацией, и это при политических трудностях любого рода - сложных отншениях с Церковью, с другими великими державами - создает опасное для монархии положение. Надо сказать, что Екатерина, возможно, не чувствует всей опасности угрозы, которую может представлять собой религиозная проблема для будущего Франции. Со свойственным ей проворством она пытается изворачиваться между противоборствующими партиями, и приходит наконец к известному избиению в ночь святого Варфоломея.
Конечно же, это показывает ее фигуру не в лучшем свете, ибо речь идет об одном из самых тяжелых в истории случаев проявления религиозной нетерпимости. Стоит, однако, сказать, что Екатерина действовала не из религиозного фанатизма, а чтобы защитить страну от политической опасности, даже хотя позднее стремилась убедить церковь в том, что действовала, защищая католицизм[11].
Мать любящая, но также чрезвычайно амбициозная в отношении будущего своих детей, Екатерина долго интриговала, чтобы возвести Генриха Анжуйского на трон Польши и в том преуспела, но через год сын вернулся во Францию, так как умер его брат. Генрих, однако, конфликтует с герцогом Алансонским, и теперь мы видим, как Екатерина часто ездит по Франции, пытаясь примирить двух братьев с той же заботой о равновесии и согласии, которую она стремилась соблюдать также в лоне семьи. Но в 1589 г. королева умирает, увидев прежде смерть восьми своих детей.
Как и всегда, желая величия и могущества, но, следует также сказать, и проявляя способность к предвидению, она в 1572 году отдала дочь Маргариту в жены Генриху Бурбону, будущему Генриху IV. Но то ли из-за распущенного поведения Маргариты, то ли из-за того, что детей Генриху она не дала, брак позднее был расторгнут, что позволило государю жениться на Марии де Медичи. Отношениями с литераторами под ее покровительством Екатерина также часто пользовалась для политических целей. Мы вспомнили "пастораль", которую сложил для нее Ронсар: праздник, который по этому случаю имел место в Фонтенбело, был предназначен сблизить тех, кто сталкивался между собой в недавней жестокой борьбе по религиозным мотивам и, таким образом, благоприятствовать созданию новой, более спокойной атмсоферы. Она использовала того же поэта и в других случаях, пытаясь добиться расположения Елизаветы Английской. Другие ведущие французские писатели эпохи также не избежали влияния, которое оказывала королева - если даже и с целями часто политическими - и на культурную жизнь своего времени. Этьен Жодель[12], например, - который, как говорит его главный исследователь, итальянский критик Энеа Балмас[13], видел в ней "источник всякого авторитета и власти...распределительницу всякой милости и отличия", - пишет о Екатерине:
Quand je te vois sur toi porter toute la France
Comme Atlas fait le ciel, ton chef Royal baissant
Sous un fardeau qui va le faix du ciel passant:
Car l'un d'ordre et d'accord justement se balance,
(Когда я вижу тебя, как ты несешь на себе всю Францию, как Атлант несет небо, твоя царственная глава склоняется под ношей, превосходящей груз небес: так как они справедливо уравновешивают порядок и согласие, ты же правишь преисполненными раздора, беспорядка и дерзости, злоупотреблений, ошибок, ярости; однако внизу твой сын правит высокими сердцами, понижая недостойных при помощи советов и благоразумия...)
Правда, эти выражения и многочисленные в том же роде, которые мы могли бы припомнить, в значительной мере - плод небескорыстной лести, но, помимо того факта, что в некоторых случаях были основания для искренности, тем не менее, верно, что королева умела извлекать пользу из самых авторитетных представителей культуры того времени, так что они содействовали ее труду; и это в любом случае свидетельствует о ее способностях правительницы, которая стремится использовать все силы в ее распоряжении в поддержку своей политики. В общем и целом, в столетие жестоких политико-религиозных войн, Екатерина де Медичи демонстрировала большую силу духа, преодолевая чрезвычайно сложные семейные условия, живя прежде всего для своих детей, часто причинявших ей большие горести, и занимала свой пост королевы с большим достоинством, внутренним и внешним, хотя иностранное происхождение с самого начала ставило ее в особо деликатное положение. Конечно, это была амбициозная женщина, но амбициозная прежде всего в интересах своей семьи, явная интриганка, но в тот исторический период, когда интрига лежит в основе политической жизни, при том, что государственная власть все больше сосредотачивается исключительно в руках государя: тот же тайный совет, на который мы указали вначале, - что-то вроде семейного совета, но в конце концов власть решать всегда остается в руках короля. А в отношении Екатерины нельзя забывать, что ее главные амбиции совпадали с защитой величия семьи и государства, в определенные моменты - как после смерти Гениха II - бывшего всецело в ее руках. Когда она умерла, поэт Берто[14] хорошо выразил чувство благодарности за ее труд миротворца, написав: "С ней - на том же ложе - умер всеобщий мир". Как мы говорили, Екатерина считала, что связала Генриха де Бурбона, женив его на своей дочери Маргарите; однако, став однажды королем Франции под именем Генриха IV (с него началась династия Бурбонов), он кончил тем, что отверг жену. Но, очевидно, этому королю было все же предначертано соединять судьбу с женщинами, ведущими свой род от Медичи, так как - желая получить законное потомство - он женился на Марии де Медичи, дочери Франческо I, великого герцога Тосканcкого и Иоанны Австрийской.
Джакопо ди Кименти да Эмполи (1551-1640). "Брак Екатерины де Медичи с Генрихом Валуа", 1600. Галерея Уффици

(продолжение следует)
Биографических данных мало (вы все это знаете, с чем-то можете спорить). Самое главное здесь - роль обеих дам для французской литературы и итало-французских культурных связей. К своим героиням автор относится сочувственно и стремится то же отношение передать читателю.
Сообщайте, пожалуйста, обо всех замеченных неточностях.
Пытаться в кратком биографическом очерке дать наборосок фигуры одной из двух королев Франции, принадлежащих к дому Медичи, уже было бы слишком, но говорить об обеих не совсем в общих чертах - почти безнадежное предприятие, притом, что обе они жили в исторические эпохи, как никогда сложные и бурные. Поэтому я ограничусь тем, что укажу на главные особенности их личностей, хотя меня особенно привлекла бы возможность распространиться побольше об этих двух персонажах: французский шестнадцатый век напоминает мне первые мои исследования в этой сфере, когда, недавно получив диплом, я мог провести год в Парижском университете и слушать лекции некоторых ведущих исследователей французского Ренессанса, таких как Анри Шамар[1] и Абель Лефранк[2], и к тому же тогда еще находился в расцвете сил такой великий историк французской литературы, каким был Гюстав Лансон[3].
Из многих писем Екатерины Медичи, которыми мы располагаем, остановимся на одном, относящемся к 1563 г. Оно адресовано сыну Карлу IX и наставляет его, как нужно организовать свой день. Прежде всего ему следует подниматься рано, в определенный час, таким образом, подданные будут знать, как им себя вести, и осознают его цель "обустроить все по воле Бога и разума". При том, что власть продолжала сосредотачиваться в руках государя, понятно, что распорядок королевского дня, уже с времен Франциска I - несмотря на его легкий и беспокойный нрав, страсть пускаться в новые приключения, многие войны и конфликты, гражданские и религиозные - был особенно важен, как был важен торжественный и сложный церемониал. Представим себе на мгновение, что находимся в одной из королевских резиденций, к примеру, в том же замке Блуа - столь впечатляющем также благодаря очевидному здесь влиянию итальянского искусства: архитектор Доменико да Кортона[4], собственно, постоянно жил в Блуа с 1512 по 1530 гг. Карл IX зимой и летом поднимался до света дня: принимал у того, кого ожидала эта честь, рубашку и начинал одеваться, беседуя тем временем с немногими приближенными, имевшими допуск в его комнату. Другие важные лица собирались между тем в соседней зале: когда король был одет, в комнате приготовляли маленький алтарь, и король погружался в молитву, при которой присутстсвовали также те, кто ждал в соседнем покое; затем король говорил с каждым из них. Затем государь переходил в зал, где происходил совет, на который допускались лишь самые важные лица: король сидел во главе стола, подле него стоял дофин, и далее вокруг - коннетабль, адмирал, некоторые секретари. Здесь решали главные государственные дела - о войнах, продовольствии, вооружениях и т.д.
Это письмо Екатерины - драгоценный документ, указывающий на две ее главные заботы: дети, семья, продолжение и достоинство рода, и защита династии, в которой вополощалось величие страны, ставшей ее родиной. Ибо существование этой флорентийки, окончившееся на троне Франции, с самого начала отмечают трагические превратности судьбы. Дочь Лоренцо Медичи, герцога Урбинского, внучатая племянница понтифика Клемента VII, нескольких месяцев от роду оставшаяся без отца-матери, она доврена попечению бабушки с материнской стороны Орсини и живет между Флоренцией и Римом. Затем, во Флоренции, ее помещают в монастырь, где ее непоседливый характер - и это в самые дни осады![5] - побуждает к революции ее товарок по заключению, так что кто-то предлагает применить к ней решительные меры. Затем, всего лишь в четырнадцать лет, ей устраивают брак по политическому расчету: дают ее в жены Генриху Орлеанскому, второму сыну Франциска I, и, стало быть, племяннику Маргариты Наваррской, настоящей королевы французского Ренессанса.
Так, в столь юном возрасте Екатерина оказалась введена в мир двора Франциска I, любившего окружать себя художниками и литераторами, особенно итальянскими. Среди них принцесса Медичи довольно скоро отличила флорентийца Луиджи Аламанни[6], автора поэмы "О земледелии", посвященной именно Франциску I: он сделалася чем-то вроде ее доверенного лица. Но очень скоро ее привлекла также сестра короля, Маргарита, которой она сильно восхищалась: должно быть, от нее, по характеру в высшей степени веротерпимой, принцесса восприняла также мысль о необходимости согласия между католиками и протестантами. При таком дворе расширилось знание ею наших писателей, начиная с Боккаччо, недавно переведенного также на французский язык секретарем Маргариты Наваррской, Антуаном Ле Масоном[7]. Вспомним, кстати, как прямо в прологе "Гептамерона" сказано о восхищении дофины искусством нашего рассказчика: "Думаю, среди вас не найдется никого, кто не читал "Ста новелл" Жана Бокаса, недавно переведенных с итальянского на французский язык, о которых христианнейший король Франциск, первый этого имени, господин дофин, госпожа дофина, госпожа Маргарита столь высокого мнения, что если Бокас оттуда, где он пребывал, услышал их, он должен был воскреснуть ради похвалы таких особ".
Муж Екатерины, Генрих, сильно отличался от отца: робкий, неотесанный, придирчивый. Тем не менее, молодая женщина, видимо, привязалась к мужу; это не было взаимно. Положение было очень сложным: Генрих, с 36 года - наследник престола[8], полностью находился во власти любовницы, Дианы де Пуатье. Происходившая из благородной семьи, в тридцать лет оставшаяся вдовой великого сенешаля Нормандии, на много лет старше Генриха, Диана обладала своеобразной холодной красотой статуи, которая продолжает жить в "Венере-охотнице", приписываемой и Гужону, и Челлини. Умная, прежде всего - хитрая, связанная с Гизами, она царила при дворе, умело интригуя, распределяя должности, организуя праздники и турниры. Екатерина, которая, несмотря на большие глаза, не выглядит красивой даже на портрете в Музее Медичи, очень скоро получила от Дианы определение "купеческая дочка". В течение десяти лет у нее не было детей, и возникла опасность развода: в этой парадоксальной ситуации именно Диана побудила Генриха оказать немного внимания законной жене. К счастью, Екатерина позднее стала матерью и произвела на свет десять детей. Отношения двух женщин, оспаривавших одна у другой короля, были безукоризненно дипломатичны, но фактически положение королевы было мучительным. Диана, получившая сан герцогини де Валентинуа, украшенная драгоценностями короны, умела позаботиться о своей красоте, в том числе и с помощью физических упражнений: она вставала рано утром и скакала верхом долгие часы, чтобы затем вернуться в постель, отдыхать и читать до полудня, когда начиналась ее официальная жизнь. Она получила от короля замок Шенонсо на реке Шер, один из самых красивых во Франции, который в прошлом веке воспел Флобер в "По полям и по дюнам": " Есть еще в Шенонсо в комнате Дианы де Пуатье большая кровать с балдахином, принадлежавшая королевской наложнице, вся в убранстве из вышитого белого и вишневого шелка". Он вспоминает также Екатерину, ставшую следующей собственницей замка и по праву: "Я не осмелился бы только, из страха разбить их, коснуться фарфоров Екатерины Медичи, которые находятся в столовой, и вставить ногу в стремя Франциска Первого..."
Ободренная материнством, Екатерина через некоторое время также начинает заявлять о своем присутствии: если Диану славили такие поэты, как дю Белле и Ронсар, Екатерина стала центром притяжения для итальянцев, уже фаворитов Франциска I и его сестры Маргариты. Также по этой причине в течение его правления - и впоследствии благодаря милости, которую продолжала оказывать итальянцам Мария, - во французский язык вошло все больше итальянизмов, которым суждено было там остаться и которые большей частью касаются сферы военной и придворной: самый характерный пример - слово "courtisan", происходящее от заглавия "Сortegiano" Кастильоне, книги, которая имела во Франции большой успех и огромное влияние и долго считалась кодексом поведения образцового придворного.
Екатерина вызвала во Францию итальянскую труппу комедии масок под руководством Фламинио Скала, которая должна была превосходно выступить по ту сторону Альп. В 1548 году в Лионе для нее и для Генриха II была представлена с большим успехом "Каландра" Биббиены[9]. Она же велела перевезти из Фонтенбло в Париж библиотеку Франциска I, и на эти ее заслуги вновь намекает Ронсар, вспоминая великие культурные традиции семьи Медичи.
Cette Reyne d'honneur de telle race issue ...
Pour ne dégénérer de ses prémiers ayeux,
Soigneuse a fait chercher les livres les plusvieux,
Hébreux,Grecs et Latins, traduits et à traduire
Et parnoble dépense elle en a fait reluire
Le haut Palais du Louvre, afin que sans danger
Le François fut vainqueur du savoir étranger.
(Царица славная, дитя такого рода...Дабы не быть ниже своих предков, заботливо велела она разыскать самые старые книги - еврейские, греческие и латинские, переведенные и те, что нужно перевести, и благодаря ее затратам на благородную цель заблистал высокий дворец Лувр, дабы без опасности побеждал француз иноземную премудрость).
Как известно, Екатерина собрала около себя группу придворных дам - знаменитый "летучий эскадрон", поражавший не одной красотой, но и умом и блеском, помимо отменных манер. Тот же Брантом, которому нелегко было угодить, указал на это. Среди них была небезызвестная Элен де Сюржере, которую Екатерина предложила воспеть Ронсару, и для которой великий поэт в последние годы своей деятельности сочинил некоторые из самых прекрасных своих лирических стихотворений: довольно припомнить лишь его славный сонет:
Quand vous serez bien vieille, au soir, à la chandelle,
Assise aupres du feu, devidant et filant,
Direz, chantant mes vers, en vous esmerveillant :
Ronsard me celebroit du temps que j'estois belle.
Когда, старушкою, ты будешь прясть одна,
В тиши у камелька свой вечер коротая,
Мою строфу споешь и молвишь ты, мечтая:
«Ронсар меня воспел в былые времена».
(пер.В.Левика)[10]
Благодаря Екатерине, Ронсар был пожалован приоратом Сен-Козм-ле-Тур, где поэт окончил cуществование: о ней, которая с сыновьями Карлом IX и Генрихом Анжуйским озаботилась нанести ему визит, Ронсар писал в 1562 г.:
Las ! Ma Dame, en ce temps que le cruel orage
Menace les Francais d'un si piteux naufrage,
Que la grele et la pluie et la fureur des cieux
Ont irrité la mer de vents séditieux,
Et que l'Astre Jumeau ne daigne plus reluire,
Prenez le gouvernail de ce pauvre navire :
Et malgré la tempete, et le cruel effort
De la mer et des vents, conduisez-le
à bon port...
(Увы! Госпожа моя, во времена, когда жестокая гроза угрожает французам столь плачевным кораблекрушением, град, дождь и гнев небес взволновали море мятежными ветрами, а звезда Близнецов более не изволит сиять, - примите руководство этим бедным кораблем, и, вопреки буре и жестоким стараниям моря и ветров, ведите его в добрый порт...)
и когда позднее тот же Ронсар сочинил род поэмы-балета "Пастораль, посвященная ее величеству королеве Шотландской", он пришел к торжественному возгласу:
Si nous voyons le siècle d'or refait,
C'est du bienfait
De la Bergère Catherine.
(Если мы видим "Золотой век" возрожденным, то это благодеяниями Пастушки Екатерины).
И в другом месте, еще более определенно:
Vous qui avez, forçant la destinée,
Si bien conduit cette trouble saison,
Vous qui avez par prudence et raison
Si dextrement la France gouvernée....
(Вы, кто, преодолевая судьбу, так хорошо управлял этим тревожным временем, кто с помощью осмотрительности и разума столь правильно руководил Францией...)
Когда в 1559 году Генрих II скончался, Екатерина наконец-то отомстила сопернице, столько лет заставлявшей ее страдать и порой унижавшей, несмотря на формальное уважение и почитание, которые демонстрировал ей супруг. Но даже и в этих обстоятельствах она проявила уравновешенность и чувство меры, свойственные ее темпераменту. Диана была немедленно изгнана от двора, должна была вернуть драгоценности короны, уступить Шенонсо, где затем Екатерина велела произвести значительные работы, и удалиться в замок Ане, бывший ее собственностью. На трон восходит на короткое время Франциск II, находящийся под влиянием жены, Марии Стюарт, и Екатерина теперь начинает проявлять всю свою энергию, высказывая способности властвовать и интриговать. Она должна принять тяжелую ответственность за правление в условиях жестоких противоречий между семьями Гизов и Монморанси, оспаривающих влияние при дворе в период великой религиозной борьбы, которая разделяет Францию и ставит под угрозу ее существование. В этот период "старшая дочь Церкви" колеблется между католицизмом и реформацией, и это при политических трудностях любого рода - сложных отншениях с Церковью, с другими великими державами - создает опасное для монархии положение. Надо сказать, что Екатерина, возможно, не чувствует всей опасности угрозы, которую может представлять собой религиозная проблема для будущего Франции. Со свойственным ей проворством она пытается изворачиваться между противоборствующими партиями, и приходит наконец к известному избиению в ночь святого Варфоломея.
Конечно же, это показывает ее фигуру не в лучшем свете, ибо речь идет об одном из самых тяжелых в истории случаев проявления религиозной нетерпимости. Стоит, однако, сказать, что Екатерина действовала не из религиозного фанатизма, а чтобы защитить страну от политической опасности, даже хотя позднее стремилась убедить церковь в том, что действовала, защищая католицизм[11].
Мать любящая, но также чрезвычайно амбициозная в отношении будущего своих детей, Екатерина долго интриговала, чтобы возвести Генриха Анжуйского на трон Польши и в том преуспела, но через год сын вернулся во Францию, так как умер его брат. Генрих, однако, конфликтует с герцогом Алансонским, и теперь мы видим, как Екатерина часто ездит по Франции, пытаясь примирить двух братьев с той же заботой о равновесии и согласии, которую она стремилась соблюдать также в лоне семьи. Но в 1589 г. королева умирает, увидев прежде смерть восьми своих детей.
Как и всегда, желая величия и могущества, но, следует также сказать, и проявляя способность к предвидению, она в 1572 году отдала дочь Маргариту в жены Генриху Бурбону, будущему Генриху IV. Но то ли из-за распущенного поведения Маргариты, то ли из-за того, что детей Генриху она не дала, брак позднее был расторгнут, что позволило государю жениться на Марии де Медичи. Отношениями с литераторами под ее покровительством Екатерина также часто пользовалась для политических целей. Мы вспомнили "пастораль", которую сложил для нее Ронсар: праздник, который по этому случаю имел место в Фонтенбело, был предназначен сблизить тех, кто сталкивался между собой в недавней жестокой борьбе по религиозным мотивам и, таким образом, благоприятствовать созданию новой, более спокойной атмсоферы. Она использовала того же поэта и в других случаях, пытаясь добиться расположения Елизаветы Английской. Другие ведущие французские писатели эпохи также не избежали влияния, которое оказывала королева - если даже и с целями часто политическими - и на культурную жизнь своего времени. Этьен Жодель[12], например, - который, как говорит его главный исследователь, итальянский критик Энеа Балмас[13], видел в ней "источник всякого авторитета и власти...распределительницу всякой милости и отличия", - пишет о Екатерине:
Quand je te vois sur toi porter toute la France
Comme Atlas fait le ciel, ton chef Royal baissant
Sous un fardeau qui va le faix du ciel passant:
Car l'un d'ordre et d'accord justement se balance,
(Когда я вижу тебя, как ты несешь на себе всю Францию, как Атлант несет небо, твоя царственная глава склоняется под ношей, превосходящей груз небес: так как они справедливо уравновешивают порядок и согласие, ты же правишь преисполненными раздора, беспорядка и дерзости, злоупотреблений, ошибок, ярости; однако внизу твой сын правит высокими сердцами, понижая недостойных при помощи советов и благоразумия...)
Правда, эти выражения и многочисленные в том же роде, которые мы могли бы припомнить, в значительной мере - плод небескорыстной лести, но, помимо того факта, что в некоторых случаях были основания для искренности, тем не менее, верно, что королева умела извлекать пользу из самых авторитетных представителей культуры того времени, так что они содействовали ее труду; и это в любом случае свидетельствует о ее способностях правительницы, которая стремится использовать все силы в ее распоряжении в поддержку своей политики. В общем и целом, в столетие жестоких политико-религиозных войн, Екатерина де Медичи демонстрировала большую силу духа, преодолевая чрезвычайно сложные семейные условия, живя прежде всего для своих детей, часто причинявших ей большие горести, и занимала свой пост королевы с большим достоинством, внутренним и внешним, хотя иностранное происхождение с самого начала ставило ее в особо деликатное положение. Конечно, это была амбициозная женщина, но амбициозная прежде всего в интересах своей семьи, явная интриганка, но в тот исторический период, когда интрига лежит в основе политической жизни, при том, что государственная власть все больше сосредотачивается исключительно в руках государя: тот же тайный совет, на который мы указали вначале, - что-то вроде семейного совета, но в конце концов власть решать всегда остается в руках короля. А в отношении Екатерины нельзя забывать, что ее главные амбиции совпадали с защитой величия семьи и государства, в определенные моменты - как после смерти Гениха II - бывшего всецело в ее руках. Когда она умерла, поэт Берто[14] хорошо выразил чувство благодарности за ее труд миротворца, написав: "С ней - на том же ложе - умер всеобщий мир". Как мы говорили, Екатерина считала, что связала Генриха де Бурбона, женив его на своей дочери Маргарите; однако, став однажды королем Франции под именем Генриха IV (с него началась династия Бурбонов), он кончил тем, что отверг жену. Но, очевидно, этому королю было все же предначертано соединять судьбу с женщинами, ведущими свой род от Медичи, так как - желая получить законное потомство - он женился на Марии де Медичи, дочери Франческо I, великого герцога Тосканcкого и Иоанны Австрийской.
Джакопо ди Кименти да Эмполи (1551-1640). "Брак Екатерины де Медичи с Генрихом Валуа", 1600. Галерея Уффици

(продолжение следует)