Entry tags:
Старинные русские писательницы: княгиня Екатерина Романовна Дашкова (1743 (1744?) – 1810) (часть 2)

С сайта http://www.mk.by/ Размещено здесь исключительно в некоммерческих просветительских целях.
В истории о княгине Екатерине Романовне Дашковой, патриотке, просветительнице и прямодушнице, есть место для печальной иронии: во всем, что бы она не делала, «Екатерина Малая» неотделима от «Екатерины Великой». Те, кто восхищаются Дашковой, обыкновенно критикуют Екатерину-императрицу за лицемерие – использовала человека, который считал себя ее другом. Зато историки, осуждающие неловкости княгининого характера, чаще всего – поклонники Екатерины Великой, а на Дашкову смотрят с позиции императрицы и не прощают того, что не является первостепенным для приверженцев «Екатерины Малой».
Обе Екатерины – поклонницы идей Просвещения, но Екатерина Великая очень быстро поняла, что прекраснодушные порывы писателей не всегда может применить на практике «бедная императрица», которая «трудится над человеческой шкурой» (С). Екатерина Малая превратила свою жизнь в осуществление прочитанных книг. Этим я объясняю для себя, почему в ее «Записках» наивность и идеализм соседствуют с обширными выкладками, что и когда ей удалось сделать по хозяйству. На мой взгляд, вполне в духе Просвещения, поклоняющегося разуму. Иногда привычки русской аристократки не позволяют Екатерине Романовне вполне приноровить свою жизнь к идеалам Просвещения, но она этого искренне не замечает. Замечали это читатели ее записок (например, А.С. Пушкин), но не она сама.
В «Записках» княгини Дашковой встречаются редкие метафоры, которые тоже, на мой взгляд, очень характерны для философии Просвещения, ценящей оригинальность мысли и в то же время практицизм, увлекающийся демонстрацией возможностей Разума.
«Погода стояла чрезвычайно жаркая. Хотя ночь и защищала нас от палящего солнца, вместе с тем как будто злой дух летал над Пизой и вытягивал с помощью пневматической машины весь воздух, которым должны были дышать пизанцы» (С).
Обе Екатерины – основательно серьезные дамы. Но Екатерина-императрица свою серьезность в важнейшем для нее вопросе – власти – умело смягчает в чужих глазах, прикрывая иронией и любезностью. Екатерина-директор откровенно серьезна. К тому же добросовестна и ответственна. Изданный под ее руководством «Словарь Академии Российской, словопроизвдным порядком расположенный» был подготовлен только за 6 лет – рекордный срок.
Любопытно, что русский язык, для развития которого так много сделала Екатерина Романовна Дашкова, для нее самой являлся выученным. Она учила его в детстве с учителем, но как следует принялась за него в Москве, желая поладить с родней мужа. Возможно, поэтому она писала свою фамилию «Дашкава» - «с московским акцентом». К делу изучения, а впоследствии - поддержки родного языка княгиня отнеслась ответственно, как и ко всему, что делала.
Екатерина Великая рождена повелевать и пользоваться людьми, Екатерина-сподвижница – служить Отечеству, Екатерине, мужу, сыну. Ее мечты и утверждения о славе нестяжательны, скорее самопожертвовательны. Она пишет что, «справедливо может похвалиться одним достоинством, что она не прожила ни одного дня только для себя самой». (С)
Обе они по-разному понимают дружбу. В толковом словаре Российской Академии княгиня Дашкова – автор толкования слов «дружба» и «друг».
«Дружба – взаимная любовь, на искреннем почтении, совершенной доверенности, сходстве нравов и на одинаковых правилах честности основанная.
Друг – единодушный, искренней…сотоварищ, соединенный сходством нравов, а паче сходством правил честности». (С)
Дружба, как она ее определила, была важнейшей ценностью ее жизни, не подвергавшейся сомнению.
В бумагах Екатерины сохранилась записка-рекомендация, по всей видимости, адресованная внукам: «Изучайте людей, старайтесь пользоваться ими, не вверяясь им без разбора…»
В этой записке, теперь озаглавленной «Нравственные идеалы Екатерины II» можно найти то, что сближало Екатерину-императрицу с ее тезкой: «Оказывайте доверие лишь тем, кто имеет мужество при случае вам поперечить и кто предпочитает ваше доброе имя вашей милости». (С)Также и то, что могло заставить Екатерину-императрицу отнестись критически к порывам княгини Дашковой: «…Отыскивайте истинное достоинство, хоть бы оно было на краю света: по большей части оно скромно и (прячется где-нибудь) в отдалении. Доблесть не лезет из толпы, не жадничает, не суетится и позволяет забывать о себе».(С) Княгиню Дашкову невозможно упрекнуть в жадности, но она слишком уж опрометчиво заявила Екатерине об их общей славе.
Один из эпизодов «Записок» княгини Дашковой, на мой взгляд, показывает, что императрица тяготилась тем искренним пониманием дружбы, какое было у Дашковой. Такое понимание дружбы делает честь человеку, но оно слишком тесно связывало обеих женщин, между тем как императрица знала, что никому не вправе открываться до конца и должна сохранять возможность восстановить дистанцию.
«…Государыня, граф Разумовский, князь Волконский и я сошли с лошадей, сели в карету и спокойно ехали в Петербург. Екатерина, необыкновенно ласковым тоном обратившись ко мне, сказала: "Чем я могу отблагодарить вас за ваши услуги?". -- "Чтобы сделать меня счастливейшей из смертных, -- отвечала я, -- немного нужно: будьте матерью России и позвольте мне остаться вашим другом". -- "Все это, конечно, -- продолжала она, -- составляет мою непременную обязанность, но мне хотелось бы облегчить себя от чувства признательности, которому я обязана вам", -- "Я думаю, что обязанности дружбы не могут тяготить нас". -- "Хорошо, хорошо, -- сказала Екатерина, обнимая меня, -- вы можете требовать от меня что угодно, но я никогда не успокоюсь, пока вы не скажете мне, и я желала бы знать именно теперь, что я могу сделать для вашего удовольствия». (С)
Мне пришло в голову, что к разнице в характерах двух Екатерин неплохо подходит образ, с помощью которого Стефан Цвейг сравнивал Елизавету Тюдор и Марию Стюарт: для Елизаветы правление – игра в шахматы, головоломная задача, для Марии – рыцарское ристание. Вот так же и «екатерининская революция», да и вообще жизнь для императрицы были игрой в шахматы, а для ее сподвижницы – более похожи на рыцарский поединок.
К слову сказать, ведь когда ее сын учился в Эдинбургском университете, княгиня Дашкова жила в королевском дворце, рядом с покоями Марии Стюарт и много думала о «неразумной и несчастной» (С) королеве. В число ее друзей входил и первый биограф Марии Стюарт, историк Уильям Робертсон.
При всем том Екатерина Малая Великую обожает. Того самого разрыва, за который ее биографы пеняют Екатерине-императрице, для нее не существует. «Что бы ни писали люди, пользующиеся за неимением другого авторитета обыденной молвой, я должна оговориться, что совершенного разрыва между мной и Екатериной никогда не было». (С) Первое известное литературное произведение княгини Дашковой – поэтическая надпись к портрету ее старшей царственной «подруги», тогда еще великой княгини. Недоразумения в отношениях она списывает на Екатерининых «куртизанов», которых глубоко презирает – всех, за исключением Потемкина. Екатерина Романовна говорит, что всегда знает, когда императрица действовала по отношению к ней от сердца, а когда – под влиянием извне. Нелестным отзывам Екатерины о ней самой княгиня Дашкова не верит и обосновывает свою убежденность. Нелицеприятные портреты Екатерины в «Записках» бессознательны, написаны без желания осудить.
Например, сны юной Дашковой в волнительную ночь перед переворотом. «…Воображение без устали работало, рисуя по временам торжество императрицы и счастье России, но эти сладкие видения быстро сменялись другими страшными мыслями. Малейший звук будил меня, и Екатерина, идеал моей фантазии, представлялась бледной, обезображенной….»(С)
Или Екатерина Романовна описывает, как ее «подруга» (напрочь лишенная музыкального слуха) передразнивала ее пение: «Она также искусно подражала мяуканью кошки и блеянию зайца, всегда придумывала наполовину комические и сентиментальные выражения сообразно случаю. Иногда, прыгнув, подобно злой кошке, она нападала на первого проходившего мимо, растопыривая пальцы в виде лапы и завывая так резко, что на месте Екатерины Великой оказывался забавный паяц» (С).
Екатерининский переворот Екатерина Романовна рассматривает как дело Провидения и противопоставляет отечественную «революцию» французской с выгодой для первой. Покаянное письмо Алексея Орлова для нее – бесспорное доказательство невиновности Екатерины в убийстве мужа.
Сперва мне было несколько неловко читать описание екатерининского переворота, зная, как все было не со стороны юной княгини – она так и считает себя первым лицом во всем произошедшем, хотя сама переворот проспала. Но позднее, когда княгиня стала описывать свою жизнь за границей, свою проделку с перекрашенными мундирами русской и прусской армий на картине в гостинице, или как в театре выдала себя за певицу, ищущую ангажемента – я поняла, что в характере Екатерины Романовны есть черта, мне приятная. Взрослая и даже внешне рано «повзрослевшая» женщина, сохранила юную душу до конца жизни. Временами она напоминает добросовестную девочку-отличницу, которая утомлена обществом преуспевающих троечников («куртизаны» одни чего стоят!), временами – юную мечтательницу. При том, что ее друг Дидро писал, что по внешности княгиня Дашкова в 27 лет казалась сорокалетней.
Возможно, для общавшихся с ней обывателей «галантного века» такой характер был обременителен, но издалека, по прошествии времени, он часто даже умилителен. Во всяком случае, юность сердца помогает примириться с «железобетонностью». Екатерине Романовне Дашковой чужды цинизм, лицемерие, коварство. Можно всплеснуть руками, поражаясь ее негибкости. Но вызывают читательское сочувствие искренность ее и верность себе.
Возможно, для общавшихся с ней обывателей «галантного века» такой характер был обременителен, но издалека, по прошествии времени, он часто даже умилителен. Во всяком случае, юность сердца помогает примириться с «железобетонностью». Екатерине Романовне Дашковой чужды цинизм, лицемерие, коварство. Можно всплеснуть руками, поражаясь ее негибкости. Но вызывают читательское сочувствие искренность ее и верность себе.
Еще любопытная «литературная параллель», или, если хотите, «исторический контекст». Кроме «Записок» самое известное, видимо, произведение Екатерины Романовны Дашковой – «Послание к слову «так»:
Лишь скажет кто из бар: «Учение есть вредно,
Невежество одно полезно и безбедно»,
Тут все поклонятся – и умный и дурак –
И скажут, не стыдясь: «Конечно, сударь, так».
А если молвит он, что глуп и Ломоносов,
Хоть славный он пиит, и честь, и слава россов,
Тут улыбнется всяк
И повторит пред ним: «Конечно, сударь, так»….(С)
Что-то мне напоминает…
«…Вот те, которые дожили до седин!
Вот уважать кого должны мы на безлюдьи!
Вот наши строгие ценители и судьи!
Теперь пускай из нас один,
Из молодых людей, найдется – враг исканий,
Не требуя ни мест, ни повышенья в чин,
В науки он вперит ум, алчущий познаний;
Или в душе его сам бог возбудит жар
К искусствам творческим, высоким и прекрасным, -
Они тотчас: разбой! пожар!
И прослывет у них мечтателем! Опасным!!...» (С)
«Помилуйте, мы с вами не ребяты,
Зачем же мнения чужие только святы? ..» (С)
Княгиня Екатерина Романовна умерла, считая по старому стилю, 4 января 1810 года. Четвертого же января был день рождения того самого мальчика, который будет автором этих строк и даже уже начал писать комедию в стихах, какие-то отрывки. Ему исполнилось не то 15, не то 16, а может быть и 20 лет. Забавное совпадение – ни о чем не говорящее, но повод сравнить. Я не знаю мнения А.С. Грибоедова о княгине Дашковой – готова к тому, что он посмеивался над этим памятником екатерининской эпохи, строгой старушкой, требующей почтения к себе. Но нельзя не заметить, что в их взглядах и даже талантах, издалека глядя, довольно много общего – разносторонняя одаренность, в том числе музыкальная, патриотизм, отказ от восхвалений Петру Великому, высокое чувство собственного достоинства, презрение к Молчалиным.
Ближе к концу «Записок» встречаем интересное опровержение «гамлетизма» в его традиционном и даже избитом понимании. Княгиня Дашкова, прожив жизнь со многими невзгодами, высказывает убежденность, что жить, стойко перенося испытания, есть большее достоинство, нежели разом прекратить их.
«Самый отчаянный дурак может на минуту быть храбрецом и пуститься в атаку, зная, что она скоро кончится. …Настоящее геройство заключается в полной самоотверженности и осознании всех опасностей и трудов, в готовности встретить их, в решимости одолеть. Если бы стали пилить какой-нибудь член вашего тела острым деревянным ножом, и вы вынесли бы боль терпеливо, я сочла бы вас более мужественным, чем тот воин, который неподвижно простоит несколько часов перед неприятелем». (С)
«Я всегда буду того мнения, что страдать гораздо достойнее истинного мужества, чем искать ненормального облегчения от страданий». (С)
Как видно отсюда, с принцем Датским Екатерина Романовна бы не договорилась. Но она известна как «англоманка», поэтому я свои размышления о ней хочу все-таки закончить цитатой из Шекспира.
Думаю, Екатерине Романовне пришелся бы по душе другой шекспировский персонаж, Гарри Хотспер:
«Глендаур:
Я чортом управлять вас научу.
Хотспер:
А я вас научу над ним смеяться.
Любите правду. Это чорту смерть.
Заполучите чорта мне заклятьем,
А я его вам в ложке утоплю.
Не надо лгать, - и победите чорта» (С).

С сайта http://persona.rin.ru/ Размещено здесь исключительно в некоммерческих просветительских целях.