![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Entry tags:
"Тот самый Мюнхгаузен". Бароны встретились (1)
Почти совсем серьезное исследование о герое комической фантазии том самом бароне Мюнхгаузене, и почему он велел улыбаться. :-)
Кто такой барон Мюнхгаузен? Человек, который обещал вернуться. Но так и не ушел.
Сопоставление между собой пьесы Григория Горина, его же киносценария и фильма Марка Захарова (все - под названием "Тот самый Мюнхгаузен") дело полезное и увлекательное. Для любителей наблюдать развитие образа, а равно для любителей абсурда. Представим себе, что встретились даже не два, а три барона - вернувшись с Луны, разумеется - и выясняют вопрос: "Ты кто такой? - Я тот самый Мюнхгаузен. - Нет, это я тот самый. - А я тогда кто, если не тот самый Мюнхгаузен?" И весь Ганновер получает бездну удовольствия. (А госпожа баронесса, тем временем, разумно пользуясь суматохой, сохраняет имение в своих руках). Все верно: каждый из них - тот самый Мюнхгаузен в Ганновере того самого Горина. Только их трое. Хорошо хоть имя тройное - Карл Фридрих Иероним. Можно поделить.
Нет, не шутя с первого взгляда понятно, что речь идет об одном и том же герое, но, так сказать, в разных возрастах и с небольшими изменениями. Все дело в этих изменениях. Потому что, чтобы разница получилась впечатляющей, не нужно менять многое. Достаточно изменить несколько деталей, и вот эти-то отличия бросятся в глаза.
Фокус-покус в том, что основная проблема остается в общем одна и та же (хотя поставлена она каждый раз со своими особенностями, с разной остротой), но знаменитый финальный призыв "Улыбайтесь" попадает в три разных контекста, и каждый раз звучит неодинаково.
Но сначала о литературных родственниках господина барона.
Значительные произведения о конфликте личности и общества с темой "ухода" - достойная уважения семья, к которой принадлежит и "Тот самый Мюнхгаузен". Родство его довольно легко устанавливается. Это не значит, что господин барон неоригинален - значит лишь, что он не так уж одинок. Отлавливать литературные ассоциации-реминисценции всегда интересно, но из родственников господина барона я сейчас назову троих наиболее близких, по моему мнению.
Пьеса "Тень" Евгения Шварца на мотив сказки Андерсена. Там, как мы помним, жители сказочного королевства человека Ученого объявляют Тенью (сравним - в "Мюнхгаузене" живого объявляют мертвецом). Ученого, говорящего правду, объявляют клеветником и казнят. Потом его поневоле воскрешают (если он мертв, то и захватившая власть его Тень не может жить) и даже предлагают всевозможные блага, но Ученый уходит из королевства вместе с Аннунциатой. (Так и в финале пьесы "Тот самый Мюнхгаузен" барон уходит на Луну вместе с Мартой).
Другой родственник, настолько важный, что имя его вызывает священный трепет, - сочинение Ивана Карамазова "Великий Инквизитор". "Завтра сожгу Тебя. Dixi". Это на первый взгляд параллель вызывающая, на второй она очевидна. Из собственных глубоких убеждений инквизитор бросает в темницу и намеревается сжечь на костре воскресшего и явившегося в его город Иисуса Христа, о котором он безошибочно знает, что это - тот самый Христос, которому он поклоняется. По его мнению, сложившемуся после долгих искренних раздумий, так будет лучше. Рамкопф и баронесса все-таки "не убийцы же" - собрались казнить не барона Мюнхгаузена, а только его человеческое достоинство и незаконные притязания на собственное имя. Между тем кто-кто, а они безошибочно знают, что это - тот самый непонятый и погибший после неправедного суда современников герой Мюнхгаузен, которому они поклоняются в Ганновере, стремясь распространить культ по Германии и миру. Накануне казни инквизитор приходит в темницу, чтобы объяснить лично Иисусу мотивы своего решения. Накануне того, как барон Мюнхгаузен "воскреснет", баронесса, адвокат и бургомистр знают об этом (ведь все четверо - участники одного заговора) и в приватной беседе оказывают Карлу мотивированное сопротивление: "Вы похоронены, у Вас есть могила..." Инквизитор считает, что его соображения - высшего порядка, баронессе и Ко лучше оставить все как есть из своих простых личных интересов. Выслушав инквизитора, Пленник целует его, после чего тот отпускает Его на свободу, оставаясь, однако, при своей идее насчет блага и потребностей человека. Мюнхгаузен не человеколюбив настолько, чтобы целоваться со своими мучителями и спасать их от тяжкого греха, пробуждая их человечную сущность, но отправиться на Луну ради доказательства истины он готов.
И в пьесе, и в сценарии Григория Горина без особенных обиняков проводится мысль, что беспокойный сосед Мюнхгаузен - это, так сказать, "неузнанный святой". Аккуратнее: он - человек из тех, кого не понимают и преследуют, пока они здесь, но признают святыми после их ухода. (Не устраивает слово "святой" - можно подставить "герой", "мученик истины", "гений"). Но покуда барон еще здесь, он - всего лишь вызов устоявшемуся образу жизни. Слишком не похож на святого - с точки зрения окружающих, и обе стороны доставляют одна другой лишние проблемы. Тем не менее, в наличии два существенных признака: барон - бескомпромиссный страдалец за правду и совершает чудеса - то есть, он расширяет представление о том, что возможно. Чудеса его при этом не обманные, а научно обоснованные - результат открытий. Вопрос славы его не занимает - но заботят вопросы счастья Марты, доброго имени, непотерянного времени и истины: "Я всегда говорю только правду!"
Тут-то и приобретают значение небольшие, но броские отличия между разными лицами того самого барона. В пьесе барон Мюнхгаузен - куда как более проблемный сосед и знакомый, чем в сценарии и в фильме. Впервые встретившись с ним без должной подготовки и пиетета, его-то как раз труднее всего из троих принять за "святого" и легче всего - за дядю с колеблющейся крышей. Самый старший из троих Мюнхгаузенов по возрасту - мужчина, достигший полноты расцвета (лет пятидесяти). C первых шагов - эксцентричный, спешащий (часы для него - не слишком быстрая, а поразительно медленная машина. "Как она умудряется отсчитывать столетия, просто не понимаю…"), повелевает временем и стихиями, видимо, часть своей волшебной силы сообщая домашним ("Милая, сходи поторопи огонь"). Так вообще он добродушный, но неизвестно, что в следующую минуту выкинет. Из троих Мюнхгаузенов он труднее всего сдерживается, легче всего обижает других людей (кого не любит) и ругается: почему местный пастор отказывается венчать его с Мартой? - " Потому что – дурак!" Будучи доведен до белого каления пастором, обвинившим его во лжи несправедливо и высокомерно, начинает вбивать в стену гвоздь среди своих охотничьих трофеев: " Здесь я повешу его голову, иначе мне опять не поверят!.." И ведь это самый правдивый человек! Каково поладить с таким соседом? Да им можно гордиться...если выживешь.
По ходу действия выясняется, что на деле этот барон не столько опасный для мирных обывателей, сколько хрупкий человек, нуждающийся в заботе и любящей жалости. "Ты знаешь, Марта, почему я перестал быть Мюнхгаузеном? Потому что тогда в кабинете, три года назад, выстрелил в воздух. Такой отличный стрелок, а в себя не попал… Они мне этого никогда не простят… Что ж… Будем честными до конца!" Но это уж потом, и для зрителей - не для ганноверцев.
Барон Мюнхгаузен в пьесе самый гордый из троих Мюнхгаузенов:
"Бургомистр. Во всяком случае, весь город перестанет смеяться над вами.
Мюнхгаузен. Не смеяться, а подсмеиваться. Это разные вещи!"
В сценарии и фильме барон говорит по-другому: "Я не боялся казаться смешным…Это не каждый может себе позволить." (И эти слова я люблю).
В киносценарии барон по сравнению с пьесой моложе, меньше шумит и несколько лучше держит себя в руках - очевидно, Марта из последних сил на него влияет. Здесь это человек средних лет, но без определенного возраста - "высокий человек с веселыми глазами, в парике, с дымящейся трубкой в зубах".
Самое главное, на мой взгляд, что говорится в сценарии об этом человеке: все время упоминается, что барон что-нибудь делает весело, или что в его доме что-нибудь происходит весело. Но одновременно автор без посредников-исполнителей дает понять, что на самом деле его Мюнхгаузен - грустный человек. Это нужно прочесть о нем и запомнить прежде, чем дойдет до финала и "Улыбайтесь":
" Он прошел мимо коллекции часовых механизмов, весело побуждая их к движению..."
"Глаза Мюнхгаузена продолжали смеяться, но сам он принял позу огорченного и глубоко задумавшегося человека..."
" Он взмахнул рукой, словно дирижер. И зазвучала уже знакомая нам мелодия. Немного грустная, но, видимо, одна из любимых для хозяина дома." Тема танца Марты и Карла названа "наивно-шутливой". Слово "весело" повторяется, как рефрен. Но улыбка господина барона не всегда веселая.
"Мюнхгаузен грустно улыбнулся и пошел в обратную сторону".
И здесь, наконец, должен быть назван еще один родственник нашего господина барона - наверное, это родство самое неожиданное в свете сказанного выше. Последняя фраза киносценария - барон поднимается по веревочной лестнице:
"Даже после надписи «Конец фильма» он весело и отчаянно лез вверх".
Откуда это "весело и отчаянно"? - из знаменитейших стихов, баллады "Макферсон перед казнью", вариант Роберта Бернса, перевод Самуила Маршака:
"Так весело,
Отчаянно
Шел к виселице он.
В последний час
В последний пляс
Пустился Макферсон..."
Оригинал (как у Бернса):
"Sae rantingly, sae wantonly,
Sae dauntingly gaed he;
He play'd a spring, and danc'd it round,
Below the gallows-tree".
Идя на виселицу, Макферсон, по преданию, приплясывал, пел и играл на скрипке. Это скрипка в киносценарии Горина о Мюнхгаузене тоже есть (хотя ее нет в фильме). Мюнхгаузена пришли арестовывать за его "войну с Англией". Отдав шпагу, он берет у музыканта скрипку и играет "свое любимое место".
" Чистая, щемящая душу мелодия понеслась из открытых окон трактира. Второй вооруженный отряд гвардейцев обнаружил у трактира плотную толпу слушателей.
Мюнхгаузен был в ударе. Многие плакали. Играл мастер."
Святой, Иисус и - пират Макферсон? Возможно ли такое сближение? Возможно, если вспомнить, что Иисус был распят на кресте между двумя разбойниками, и один из них - тот, который пожалел - должен был оказаться вместе с Ним в Царствии Небесном.
И в киносценарии, и в пьесе лучше, чем в фильме, показано, что барон - человек травленый, а не просто непонятый. За Мюнхгаузеном в пьесе бегают мальчишки и кричат "Чокнутый барон!" В киносценарии так описывается замок Мюнхгаузена: "Обшарпанная стена, примыкавшая к воротам, была исписана многочисленными надписями, в том числе и не очень лицеприятными для барона. Некоторые надписи сопровождались иллюстрациями".
Вместе с тем и в киносценарии и в пьесе много таких вещей, которые могут не прийтись по душе верующему христианину. Дело в том, что, хотя барон - искренний приверженец Истины, готовый пострадать за нее, он не является другом церкви и сторонником требуемого ею от своих чад соблюдения необходимых формальностей (если можно так сказать, потому что я никого не хочу обидеть). Венчаться - это желание Марты, Карл спокойно мог бы жить с ней, как живет, но идет навстречу любимой женщине. И в киносценарии, и в пьесе - но не в фильме - между бароном и пастором происходит такой диалог, свидетельствующий, что взаимопонимание между ними невозможно:
"— Хватит валять дурака! Вы погрязли во вранье, вы купаетесь в нем, как в луже… — пастора мучила одышка, и он яростно погонял лошадь. — Это грех!
— Вы думаете?
— Я читал вашу книжку!
— И что же?
— Что за чушь вы там насочиняли!
— Я читал вашу — она не лучше.
— Какую?
— Библию.
— О Боже! — Пастор натянул вожжи. Бричка встала как вкопанная.
— Там, знаете, тоже много сомнительных вещей… Сотворение Евы из ребра… Или возьмем всю историю с Ноевым ковчегом.
— Не сметь! — заорал пастор и спрыгнул на землю. — Эти чудеса сотворил Бог!
— А чем же я-то хуже! — Мюнхгаузен выпрыгнул из брички и уже стоял рядом с пастором. — Бог, как известно, создал человека по своему образу и подобию!
— Не всех! — Пастор стукнул кулаком по бричке.
— Вижу! — Барон тоже стукнул кулаком по бричке. — Создавая вас, он, очевидно, отвлекся от первоисточника!"
Мюнхгаузен - человек ума предерзостного и преисполненный гордыни. А как же иначе - с точки зрения пастора? (Предположу, что если бы на месте пастора оказался какой-нибудь вольнодумный священник эпохи Возрождения, типа легендарного фра Лоренцо, специалиста по гонимым возлюбленным, - кто знает, может быть, они и поладили бы с бароном).
Кроме того, хотя сам диалог эффектен, нельзя не признать, что остроумие господина барона здесь бьет мимо цели. (Должно быть, на него так действует пыл полемики). Барон, действительно, - автор книги о своих приключениях, однако пастор не является автором Библии.
Но при всей этой гордыне и пренебрежении религиозной догмой в пьесе и киносценарии ставится вопрос о посмертном прощении Мюнхгаузена церковью (которая наложила на наглеца "негласное проклятие") и даже почти что о его ... канонизации. Самое забавное, что действует в этом направлении не кто-то, а именно предприимчивая баронесса Якобина, конечно, ради семейного дела. Имею неотвязное подозрение, что Библию (не Евангелие) с автографом святого Матфея в баронскую библиотеку подбросила именно она. Сообразительная женщина! И так-таки старалась сделать что-то полезное для мужа. (Сама того не желая, облегчила для него задачу воскресения).
Пастора в пьесе и киносценарии зовут Франц Мусс (Франц Должен). От пастора в фильме он отличается агрессивностью и более ярко выраженным неприятием Мюнхгаузена. Если барон наделен чертами...гонимого просветителя, то пастор - чертами фарисея. Он не просто напуган странными выходками Мюнхгаузена - он проклинает его и обвиняет во лжи, хотя сам только что видел все его трофеи - доказательство правдивости рассказов о подвигах.
Все эти сложные и спорные моменты, связанные с религиозными ассоциациями, по возможности убраны в фильме Марка Захарова, а образ пастора, потребовавшего полного отречения барона, значительно смягчен. (Вспомним, как он мирно кушает в доме покойного Мюнхгаузена, в гостях у баронессы Якобины - в пьесе и сценарии он только приходит по ее приглашению на переговоры о прощении и возможной канонизации Мюнхгаузена). Но в фильм привнесена другая ассоциация из того же ряда, сильнейшая. "Я буду свидетельствовать, что ты Мюллер. Я предам тебя", - и с этими словами Марта целует Карла, заставляя зрителей, глядящих на Мюнхгаузена, вспомнить также Христа.
(там еще много интересных наблюдений. Продолжение следует).
Кто такой барон Мюнхгаузен? Человек, который обещал вернуться. Но так и не ушел.
Сопоставление между собой пьесы Григория Горина, его же киносценария и фильма Марка Захарова (все - под названием "Тот самый Мюнхгаузен") дело полезное и увлекательное. Для любителей наблюдать развитие образа, а равно для любителей абсурда. Представим себе, что встретились даже не два, а три барона - вернувшись с Луны, разумеется - и выясняют вопрос: "Ты кто такой? - Я тот самый Мюнхгаузен. - Нет, это я тот самый. - А я тогда кто, если не тот самый Мюнхгаузен?" И весь Ганновер получает бездну удовольствия. (А госпожа баронесса, тем временем, разумно пользуясь суматохой, сохраняет имение в своих руках). Все верно: каждый из них - тот самый Мюнхгаузен в Ганновере того самого Горина. Только их трое. Хорошо хоть имя тройное - Карл Фридрих Иероним. Можно поделить.
Нет, не шутя с первого взгляда понятно, что речь идет об одном и том же герое, но, так сказать, в разных возрастах и с небольшими изменениями. Все дело в этих изменениях. Потому что, чтобы разница получилась впечатляющей, не нужно менять многое. Достаточно изменить несколько деталей, и вот эти-то отличия бросятся в глаза.
Фокус-покус в том, что основная проблема остается в общем одна и та же (хотя поставлена она каждый раз со своими особенностями, с разной остротой), но знаменитый финальный призыв "Улыбайтесь" попадает в три разных контекста, и каждый раз звучит неодинаково.
Но сначала о литературных родственниках господина барона.
Значительные произведения о конфликте личности и общества с темой "ухода" - достойная уважения семья, к которой принадлежит и "Тот самый Мюнхгаузен". Родство его довольно легко устанавливается. Это не значит, что господин барон неоригинален - значит лишь, что он не так уж одинок. Отлавливать литературные ассоциации-реминисценции всегда интересно, но из родственников господина барона я сейчас назову троих наиболее близких, по моему мнению.
Пьеса "Тень" Евгения Шварца на мотив сказки Андерсена. Там, как мы помним, жители сказочного королевства человека Ученого объявляют Тенью (сравним - в "Мюнхгаузене" живого объявляют мертвецом). Ученого, говорящего правду, объявляют клеветником и казнят. Потом его поневоле воскрешают (если он мертв, то и захватившая власть его Тень не может жить) и даже предлагают всевозможные блага, но Ученый уходит из королевства вместе с Аннунциатой. (Так и в финале пьесы "Тот самый Мюнхгаузен" барон уходит на Луну вместе с Мартой).
Другой родственник, настолько важный, что имя его вызывает священный трепет, - сочинение Ивана Карамазова "Великий Инквизитор". "Завтра сожгу Тебя. Dixi". Это на первый взгляд параллель вызывающая, на второй она очевидна. Из собственных глубоких убеждений инквизитор бросает в темницу и намеревается сжечь на костре воскресшего и явившегося в его город Иисуса Христа, о котором он безошибочно знает, что это - тот самый Христос, которому он поклоняется. По его мнению, сложившемуся после долгих искренних раздумий, так будет лучше. Рамкопф и баронесса все-таки "не убийцы же" - собрались казнить не барона Мюнхгаузена, а только его человеческое достоинство и незаконные притязания на собственное имя. Между тем кто-кто, а они безошибочно знают, что это - тот самый непонятый и погибший после неправедного суда современников герой Мюнхгаузен, которому они поклоняются в Ганновере, стремясь распространить культ по Германии и миру. Накануне казни инквизитор приходит в темницу, чтобы объяснить лично Иисусу мотивы своего решения. Накануне того, как барон Мюнхгаузен "воскреснет", баронесса, адвокат и бургомистр знают об этом (ведь все четверо - участники одного заговора) и в приватной беседе оказывают Карлу мотивированное сопротивление: "Вы похоронены, у Вас есть могила..." Инквизитор считает, что его соображения - высшего порядка, баронессе и Ко лучше оставить все как есть из своих простых личных интересов. Выслушав инквизитора, Пленник целует его, после чего тот отпускает Его на свободу, оставаясь, однако, при своей идее насчет блага и потребностей человека. Мюнхгаузен не человеколюбив настолько, чтобы целоваться со своими мучителями и спасать их от тяжкого греха, пробуждая их человечную сущность, но отправиться на Луну ради доказательства истины он готов.
И в пьесе, и в сценарии Григория Горина без особенных обиняков проводится мысль, что беспокойный сосед Мюнхгаузен - это, так сказать, "неузнанный святой". Аккуратнее: он - человек из тех, кого не понимают и преследуют, пока они здесь, но признают святыми после их ухода. (Не устраивает слово "святой" - можно подставить "герой", "мученик истины", "гений"). Но покуда барон еще здесь, он - всего лишь вызов устоявшемуся образу жизни. Слишком не похож на святого - с точки зрения окружающих, и обе стороны доставляют одна другой лишние проблемы. Тем не менее, в наличии два существенных признака: барон - бескомпромиссный страдалец за правду и совершает чудеса - то есть, он расширяет представление о том, что возможно. Чудеса его при этом не обманные, а научно обоснованные - результат открытий. Вопрос славы его не занимает - но заботят вопросы счастья Марты, доброго имени, непотерянного времени и истины: "Я всегда говорю только правду!"
Тут-то и приобретают значение небольшие, но броские отличия между разными лицами того самого барона. В пьесе барон Мюнхгаузен - куда как более проблемный сосед и знакомый, чем в сценарии и в фильме. Впервые встретившись с ним без должной подготовки и пиетета, его-то как раз труднее всего из троих принять за "святого" и легче всего - за дядю с колеблющейся крышей. Самый старший из троих Мюнхгаузенов по возрасту - мужчина, достигший полноты расцвета (лет пятидесяти). C первых шагов - эксцентричный, спешащий (часы для него - не слишком быстрая, а поразительно медленная машина. "Как она умудряется отсчитывать столетия, просто не понимаю…"), повелевает временем и стихиями, видимо, часть своей волшебной силы сообщая домашним ("Милая, сходи поторопи огонь"). Так вообще он добродушный, но неизвестно, что в следующую минуту выкинет. Из троих Мюнхгаузенов он труднее всего сдерживается, легче всего обижает других людей (кого не любит) и ругается: почему местный пастор отказывается венчать его с Мартой? - " Потому что – дурак!" Будучи доведен до белого каления пастором, обвинившим его во лжи несправедливо и высокомерно, начинает вбивать в стену гвоздь среди своих охотничьих трофеев: " Здесь я повешу его голову, иначе мне опять не поверят!.." И ведь это самый правдивый человек! Каково поладить с таким соседом? Да им можно гордиться...если выживешь.
По ходу действия выясняется, что на деле этот барон не столько опасный для мирных обывателей, сколько хрупкий человек, нуждающийся в заботе и любящей жалости. "Ты знаешь, Марта, почему я перестал быть Мюнхгаузеном? Потому что тогда в кабинете, три года назад, выстрелил в воздух. Такой отличный стрелок, а в себя не попал… Они мне этого никогда не простят… Что ж… Будем честными до конца!" Но это уж потом, и для зрителей - не для ганноверцев.
Барон Мюнхгаузен в пьесе самый гордый из троих Мюнхгаузенов:
"Бургомистр. Во всяком случае, весь город перестанет смеяться над вами.
Мюнхгаузен. Не смеяться, а подсмеиваться. Это разные вещи!"
В сценарии и фильме барон говорит по-другому: "Я не боялся казаться смешным…Это не каждый может себе позволить." (И эти слова я люблю).
В киносценарии барон по сравнению с пьесой моложе, меньше шумит и несколько лучше держит себя в руках - очевидно, Марта из последних сил на него влияет. Здесь это человек средних лет, но без определенного возраста - "высокий человек с веселыми глазами, в парике, с дымящейся трубкой в зубах".
Самое главное, на мой взгляд, что говорится в сценарии об этом человеке: все время упоминается, что барон что-нибудь делает весело, или что в его доме что-нибудь происходит весело. Но одновременно автор без посредников-исполнителей дает понять, что на самом деле его Мюнхгаузен - грустный человек. Это нужно прочесть о нем и запомнить прежде, чем дойдет до финала и "Улыбайтесь":
" Он прошел мимо коллекции часовых механизмов, весело побуждая их к движению..."
"Глаза Мюнхгаузена продолжали смеяться, но сам он принял позу огорченного и глубоко задумавшегося человека..."
" Он взмахнул рукой, словно дирижер. И зазвучала уже знакомая нам мелодия. Немного грустная, но, видимо, одна из любимых для хозяина дома." Тема танца Марты и Карла названа "наивно-шутливой". Слово "весело" повторяется, как рефрен. Но улыбка господина барона не всегда веселая.
"Мюнхгаузен грустно улыбнулся и пошел в обратную сторону".
И здесь, наконец, должен быть назван еще один родственник нашего господина барона - наверное, это родство самое неожиданное в свете сказанного выше. Последняя фраза киносценария - барон поднимается по веревочной лестнице:
"Даже после надписи «Конец фильма» он весело и отчаянно лез вверх".
Откуда это "весело и отчаянно"? - из знаменитейших стихов, баллады "Макферсон перед казнью", вариант Роберта Бернса, перевод Самуила Маршака:
"Так весело,
Отчаянно
Шел к виселице он.
В последний час
В последний пляс
Пустился Макферсон..."
Оригинал (как у Бернса):
"Sae rantingly, sae wantonly,
Sae dauntingly gaed he;
He play'd a spring, and danc'd it round,
Below the gallows-tree".
Идя на виселицу, Макферсон, по преданию, приплясывал, пел и играл на скрипке. Это скрипка в киносценарии Горина о Мюнхгаузене тоже есть (хотя ее нет в фильме). Мюнхгаузена пришли арестовывать за его "войну с Англией". Отдав шпагу, он берет у музыканта скрипку и играет "свое любимое место".
" Чистая, щемящая душу мелодия понеслась из открытых окон трактира. Второй вооруженный отряд гвардейцев обнаружил у трактира плотную толпу слушателей.
Мюнхгаузен был в ударе. Многие плакали. Играл мастер."
Святой, Иисус и - пират Макферсон? Возможно ли такое сближение? Возможно, если вспомнить, что Иисус был распят на кресте между двумя разбойниками, и один из них - тот, который пожалел - должен был оказаться вместе с Ним в Царствии Небесном.
И в киносценарии, и в пьесе лучше, чем в фильме, показано, что барон - человек травленый, а не просто непонятый. За Мюнхгаузеном в пьесе бегают мальчишки и кричат "Чокнутый барон!" В киносценарии так описывается замок Мюнхгаузена: "Обшарпанная стена, примыкавшая к воротам, была исписана многочисленными надписями, в том числе и не очень лицеприятными для барона. Некоторые надписи сопровождались иллюстрациями".
Вместе с тем и в киносценарии и в пьесе много таких вещей, которые могут не прийтись по душе верующему христианину. Дело в том, что, хотя барон - искренний приверженец Истины, готовый пострадать за нее, он не является другом церкви и сторонником требуемого ею от своих чад соблюдения необходимых формальностей (если можно так сказать, потому что я никого не хочу обидеть). Венчаться - это желание Марты, Карл спокойно мог бы жить с ней, как живет, но идет навстречу любимой женщине. И в киносценарии, и в пьесе - но не в фильме - между бароном и пастором происходит такой диалог, свидетельствующий, что взаимопонимание между ними невозможно:
"— Хватит валять дурака! Вы погрязли во вранье, вы купаетесь в нем, как в луже… — пастора мучила одышка, и он яростно погонял лошадь. — Это грех!
— Вы думаете?
— Я читал вашу книжку!
— И что же?
— Что за чушь вы там насочиняли!
— Я читал вашу — она не лучше.
— Какую?
— Библию.
— О Боже! — Пастор натянул вожжи. Бричка встала как вкопанная.
— Там, знаете, тоже много сомнительных вещей… Сотворение Евы из ребра… Или возьмем всю историю с Ноевым ковчегом.
— Не сметь! — заорал пастор и спрыгнул на землю. — Эти чудеса сотворил Бог!
— А чем же я-то хуже! — Мюнхгаузен выпрыгнул из брички и уже стоял рядом с пастором. — Бог, как известно, создал человека по своему образу и подобию!
— Не всех! — Пастор стукнул кулаком по бричке.
— Вижу! — Барон тоже стукнул кулаком по бричке. — Создавая вас, он, очевидно, отвлекся от первоисточника!"
Мюнхгаузен - человек ума предерзостного и преисполненный гордыни. А как же иначе - с точки зрения пастора? (Предположу, что если бы на месте пастора оказался какой-нибудь вольнодумный священник эпохи Возрождения, типа легендарного фра Лоренцо, специалиста по гонимым возлюбленным, - кто знает, может быть, они и поладили бы с бароном).
Кроме того, хотя сам диалог эффектен, нельзя не признать, что остроумие господина барона здесь бьет мимо цели. (Должно быть, на него так действует пыл полемики). Барон, действительно, - автор книги о своих приключениях, однако пастор не является автором Библии.
Но при всей этой гордыне и пренебрежении религиозной догмой в пьесе и киносценарии ставится вопрос о посмертном прощении Мюнхгаузена церковью (которая наложила на наглеца "негласное проклятие") и даже почти что о его ... канонизации. Самое забавное, что действует в этом направлении не кто-то, а именно предприимчивая баронесса Якобина, конечно, ради семейного дела. Имею неотвязное подозрение, что Библию (не Евангелие) с автографом святого Матфея в баронскую библиотеку подбросила именно она. Сообразительная женщина! И так-таки старалась сделать что-то полезное для мужа. (Сама того не желая, облегчила для него задачу воскресения).
Пастора в пьесе и киносценарии зовут Франц Мусс (Франц Должен). От пастора в фильме он отличается агрессивностью и более ярко выраженным неприятием Мюнхгаузена. Если барон наделен чертами...гонимого просветителя, то пастор - чертами фарисея. Он не просто напуган странными выходками Мюнхгаузена - он проклинает его и обвиняет во лжи, хотя сам только что видел все его трофеи - доказательство правдивости рассказов о подвигах.
Все эти сложные и спорные моменты, связанные с религиозными ассоциациями, по возможности убраны в фильме Марка Захарова, а образ пастора, потребовавшего полного отречения барона, значительно смягчен. (Вспомним, как он мирно кушает в доме покойного Мюнхгаузена, в гостях у баронессы Якобины - в пьесе и сценарии он только приходит по ее приглашению на переговоры о прощении и возможной канонизации Мюнхгаузена). Но в фильм привнесена другая ассоциация из того же ряда, сильнейшая. "Я буду свидетельствовать, что ты Мюллер. Я предам тебя", - и с этими словами Марта целует Карла, заставляя зрителей, глядящих на Мюнхгаузена, вспомнить также Христа.
(там еще много интересных наблюдений. Продолжение следует).