Старинные русские писательницы: Екатерина II (1729-1796)

Барон Фридрих Мельхиор Гримм - любимый корреспондент Екатерины II
(в смысле, она любила с ним переписываться).
С сайта http://vivovoco.rsl.ru/ Размещено здесь исключительно в некоммерческих просветительских целях.
Как матушка Екатерина бысть дама серьезная, трезво и глубоко мыслящая, хотя и склонная к юмору, говорить о ее многосторонней литературной деятельности желаю прежде всего цитатами.



1. Статья П.Н. Беркова из "Краткой литературной энциклопедии", 1964 г.:
( Дальше )

2. Фрагмент из воспоминаний доброй бабушки Елизаветы Петровны Яньковой, урожденной Римской-Корсаковой (1768-1861), изданных в книге "Рассказы бабушки из воспоминаний пяти поколений записанные и собранные ее внуком Д.Благово", - Ленинград: "Наука" Ленинградское отделение, 1989, серия "Литературные памятники", - с. 292.
( Дальше )

3. Из книги А. Брикнера "История Екатерины Второй", - "Современник", "Товарищество русских художников", 1991, репринтное воспроизведение издания А.С. Суворина 1885 г., - Т.2, с.720-728.
( Дальше )

4. История "Записок императрицы Екатерины Второй" (по предисловию к переводу с подлинника, изданного Императорской Академией Наук, С.-Петербург, Издание А.С. Суворина 1907, репринтное воспроизведение изд-вом "Орбита", Московский филиал 1989 г. )
( Дальше )

Я читала "Записки" Екатерины в нескольких вариантах, когда мне было лет двенадцать. Понимать в них я тогда могла мало и очень мало, история занимала меня больше, чем изложение. Читать было легко и интересно, но на меня утомительно подействовали описания бесконечного безделья и дуракаваляния при дворе Елизаветы. Почему-то больше всего запомнился вот этот эпизод: "…Императрица нашла нужным дать мне вдруг восемь русских горничных; была только одна между ними, которая знала по-немецки, да моя, которую я привезла; благодаря этому я очень скоро сделала быстрые успехи в русском языке. Так как все эти женщины были очень живые молодые девушки, то мы по вечерам, когда я удалялась к себе, поднимали страшную возню; жмурки были любимой игрой всей этой компании. Я училась тогда играть на клавесине у Арайи, регента итальянской капеллы императрицы; это значит, что когда Арайя приходил, он играл, а я прыгала по комнате: вечером крышка моего клавесина становилась нам очень полезной, потому что мы клали матрацы на спинки диванов, и на эти матрацы крышку клавесина, и это служило нам горою, с которой мы катались". (С) Готовя этот пост, я опять просмотрела "Записки" и в общем осталась того же мнения. Я полистала еще короткие произведения Екатерины и нашла одно место, которое объяснило лично мне, почему многие, очень многие русские люди, признавая ее государственный талант, не смогли по-настоящему полюбить ее и еще многие не смогут. Описывая Москву, которую она не любит, Екатерина говорит: "Никогда народ не имел перед глазами больше предметов фанатизма, как чудотворные иконы на каждом шагу, церкви, попы, монастыри, богомольцы, нищие, воры, бесполезные слуги в домах…" (С) Историк А. Брикнер также отмечает в отношении Екатерины к православной вере оттенок неискренности. "Она употребляла внешнее благочестие, как средство для упрочения своего положения в России" (С). Впрочем, приведенный текст может иметь различные истолкования разными читателями и не принимается во внимание, как правило, при оценке Екатерининых государственных заслуг.
Начав читать "Записки" скоро чувствуешь, что среди шелков и кружев лежат острые и блестящие ножницы, и это полезное отрезвляющее впечатление, в противовес расхожему обобщенному образу XVIII века, созданному по портретам с пудреными париками и фижмами. Возможно, Екатерине как писательнице в глазах иных ее читателей несколько вредит знание, что она - поклонница "просветителей" и гениальный политик. Ее хорошо и интересно читать, но она не может никогда вполне рассчитывать на открытость и доверие читателя. С ней приятно болтать за кофеем, не разжимая фигу в кармане, да и она держит такую же. Таким образом, ее оценивают в первую очередь как "имиджмейкера", а потом уж как рассказчика и литератора. Пожалуй, больше всего располагает к Екатерине ее самоирония, которой она иногда слегка щеголяет и тоже умело пользуется.
По ее писаниям чувствуется, что она прежде всего - человек власти, призванный управлять, и вся ее мудрость служит этому. Заметка с условным редакторским названием "Нравственные идеалы Екатерины" (писаная, возможно, для внуков) начинается так: "Изучайте людей, старайтесь пользоваться ими, не вверяясь им без разбора…"
А еще одно бесспорное свидетельство царской мудрости Екатерины в том, что она знала: ее главная книга - ее жизнь.

С сайта http://upload.wikimedia.org/ Размещено здесь исключительно в некоммерческих просветительских целях.

Старинные русские писательницы: Екатерина II (1729-1796)

Барон Фридрих Мельхиор Гримм - любимый корреспондент Екатерины II
(в смысле, она любила с ним переписываться).
С сайта http://vivovoco.rsl.ru/ Размещено здесь исключительно в некоммерческих просветительских целях.
Как матушка Екатерина бысть дама серьезная, трезво и глубоко мыслящая, хотя и склонная к юмору, говорить о ее многосторонней литературной деятельности желаю прежде всего цитатами.



1. Статья П.Н. Беркова из "Краткой литературной энциклопедии", 1964 г.:
( Дальше )

2. Фрагмент из воспоминаний доброй бабушки Елизаветы Петровны Яньковой, урожденной Римской-Корсаковой (1768-1861), изданных в книге "Рассказы бабушки из воспоминаний пяти поколений записанные и собранные ее внуком Д.Благово", - Ленинград: "Наука" Ленинградское отделение, 1989, серия "Литературные памятники", - с. 292.
( Дальше )

3. Из книги А. Брикнера "История Екатерины Второй", - "Современник", "Товарищество русских художников", 1991, репринтное воспроизведение издания А.С. Суворина 1885 г., - Т.2, с.720-728.
( Дальше )

4. История "Записок императрицы Екатерины Второй" (по предисловию к переводу с подлинника, изданного Императорской Академией Наук, С.-Петербург, Издание А.С. Суворина 1907, репринтное воспроизведение изд-вом "Орбита", Московский филиал 1989 г. )
( Дальше )

Я читала "Записки" Екатерины в нескольких вариантах, когда мне было лет двенадцать. Понимать в них я тогда могла мало и очень мало, история занимала меня больше, чем изложение. Читать было легко и интересно, но на меня утомительно подействовали описания бесконечного безделья и дуракаваляния при дворе Елизаветы. Почему-то больше всего запомнился вот этот эпизод: "…Императрица нашла нужным дать мне вдруг восемь русских горничных; была только одна между ними, которая знала по-немецки, да моя, которую я привезла; благодаря этому я очень скоро сделала быстрые успехи в русском языке. Так как все эти женщины были очень живые молодые девушки, то мы по вечерам, когда я удалялась к себе, поднимали страшную возню; жмурки были любимой игрой всей этой компании. Я училась тогда играть на клавесине у Арайи, регента итальянской капеллы императрицы; это значит, что когда Арайя приходил, он играл, а я прыгала по комнате: вечером крышка моего клавесина становилась нам очень полезной, потому что мы клали матрацы на спинки диванов, и на эти матрацы крышку клавесина, и это служило нам горою, с которой мы катались". (С) Готовя этот пост, я опять просмотрела "Записки" и в общем осталась того же мнения. Я полистала еще короткие произведения Екатерины и нашла одно место, которое объяснило лично мне, почему многие, очень многие русские люди, признавая ее государственный талант, не смогли по-настоящему полюбить ее и еще многие не смогут. Описывая Москву, которую она не любит, Екатерина говорит: "Никогда народ не имел перед глазами больше предметов фанатизма, как чудотворные иконы на каждом шагу, церкви, попы, монастыри, богомольцы, нищие, воры, бесполезные слуги в домах…" (С) Историк А. Брикнер также отмечает в отношении Екатерины к православной вере оттенок неискренности. "Она употребляла внешнее благочестие, как средство для упрочения своего положения в России" (С). Впрочем, приведенный текст может иметь различные истолкования разными читателями и не принимается во внимание, как правило, при оценке Екатерининых государственных заслуг.
Начав читать "Записки" скоро чувствуешь, что среди шелков и кружев лежат острые и блестящие ножницы, и это полезное отрезвляющее впечатление, в противовес расхожему обобщенному образу XVIII века, созданному по портретам с пудреными париками и фижмами. Возможно, Екатерине как писательнице в глазах иных ее читателей несколько вредит знание, что она - поклонница "просветителей" и гениальный политик. Ее хорошо и интересно читать, но она не может никогда вполне рассчитывать на открытость и доверие читателя. С ней приятно болтать за кофеем, не разжимая фигу в кармане, да и она держит такую же. Таким образом, ее оценивают в первую очередь как "имиджмейкера", а потом уж как рассказчика и литератора. Пожалуй, больше всего располагает к Екатерине ее самоирония, которой она иногда слегка щеголяет и тоже умело пользуется.
По ее писаниям чувствуется, что она прежде всего - человек власти, призванный управлять, и вся ее мудрость служит этому. Заметка с условным редакторским названием "Нравственные идеалы Екатерины" (писаная, возможно, для внуков) начинается так: "Изучайте людей, старайтесь пользоваться ими, не вверяясь им без разбора…"
А еще одно бесспорное свидетельство царской мудрости Екатерины в том, что она знала: ее главная книга - ее жизнь.

С сайта http://upload.wikimedia.org/ Размещено здесь исключительно в некоммерческих просветительских целях.

Старинные русские писательницы: княгиня Екатерина Романовна Дашкова (1743 (1744?) – 1810) (часть 1)

С сайта http://www.owl.ru Размещено здесь исключительно в некоммерческих просветительских целях.

Образ княгини Дашковой «для потомков» очень сильно зависит от того, кто именно пишет о княгине Дашковой.

Для А.И. Герцена, издавшего первый русский перевод ее «Записок» и «раскрутившего» их для русской, а впоследствии – советской публики, для исторического романиста В.Пикуля, для филолога Л.Я. Лозинской, автора небольшой популярной монографии о Е.Р. Дашковой, вышедшей в серии «Страницы истории нашей Родины» (издательство «Наука», 1983), княгиня Дашкова, урожденная графиня Воронцова, – это замечательная русская женщина, «одна из самых замечательных женщин XVIII в.» (С), «русская женская личность» (С).
Для Э. Радзинского и Е.Анисимова княгиня Дашкова – смешная и слишком гордая женщина, с которой было тяжело жить ее собственным детям, которая велела зарубить чужих свиней, забравшихся к ней в сад, и которая невесть почему приписала себе всю славу екатерининского переворота, хотя во время, ему предшествовавшее, болтала о нем так много, что это едва ли не погубило весь замысел.
Ну и где же здесь та «золотая середина», где располагается правда? Середину вычислить, увы, не могу, но могу попытаться составить собственное мнение.
Мое первое знакомство с княгиней: фильм «Михайло Ломоносов», окруженная кавалерами дама в белом делает рукой в белой перчатке приглашающий жест Ломоносову (Виктору Степанову): «Умоляю разделить нашу компанию!» Потом эта дама будет среди немногих, кто придет навестить умирающего Ломоносова, и он, лежа больной в постели, воскликнет, задыхаясь: «Бог мой! Екатерина Романовна!»
Я узнала впоследствии, что княгиня, рано овдовев, носила чаще всего черное платье. Она вообще не слишком заботилась о нарядах, предпочитая заниматься детьми, своим, так сказать, внутренним содержанием (с ранней юности она прочла много серьезных книг), а также посвящать себя службе на благо Отечеству. Даже по прошествии времени странным выглядит это черное платье статс-дамы, считающей себя близкой подругой императрицы, среди придворных бриллиантов и кружев. Сама Екатерина Романовна признавала, что не создана для двора. Виной здесь были главные черты характера княгини,которые она никогда не пыталась смягчить, – откровенная серьезность и совершенно не придворная прямолинейность. Екатерина Романовна называла себя «бедной Нинеттой», «придворной Нинеттой». Имя Нинетта в XVIII веке было популярным именем литературных персонажей. Так зовут принцессу из знаменитой сказки для театра Карло Гоцци «Любовь к трем апельсинам», которая выходит из волшебного апельсина в чем мать родила, а впоследствии по колдовству злых интриганов превращается в голубку, но в конце все-таки становится женой излеченного принца Тартальи. А в одной французской литературной сказке, которую когда-то я прочла, Нинеттой зовут добрую и милую фею, которая покровительствует наукам и искусствам. Но княгиня Дашкова, судя по всему, имеет в виду комическую оперу Киампи «Капризы любви, или Нинетта при дворе». Сцену из этой оперы представляют «смолянки» Е.Н. Хрущова и и Е.Н. Хованская -две Кати- на знаменитейшей картине Д.Г. Левицкого.

С сайта http://art.rin.ru/ Размещено здесь исключительно в некоммерческих просветительских целях.

Сюжет оперы, мне, к сожалению, найти не удалось, но я нашла упоминание той же Нинетты в письме Екатерины II. Самодержица Всероссийская, оказывается, также иногда представляла себя Нинеттой-скромницей.
«…Екатерина старалась создать у домашних и европейских корреспондентов впечатление, что она взволнована и даже смущена предстоящим свиданием с австрийским императором. Подобные известия, дойдя через третьи руки до августейшего гостя, должны были польстить ему. …«Боже мой, не лучше ли было бы, если б эти господа сидели дома, не заставляя других людей потеть страшно, — продолжает она те же рассуждения в письме к барону М. Гримму. — Вот я опять принуждена разыгрывать жалкую роль Нинеты, очутившейся при дворе, и вся моя неуклюжесть, моя обыкновенная застенчивость должны будут явиться в полном свете»… Екатерина любила посмеяться над собой, поэтому «жалкая роль» сельской барышни, выбравшейся из своей глуши навстречу большим «господам», ей прекрасно удалась» (С). (из книги О.И. Елисеевой «Геополитические проекты Г.И. Потемкина»).
Но какие же разные это Нинетты! Будущая императрица – действительно маленькая Нинетта из Штеттина, Нинетта себе на уме, явившаяся ко двору бедной невестой, задавшаяся целью «всем нравиться» и затем железной выдержкой, прелестью общения, ловкостью ума завоевавшая себе Империю. Тогда как другая Нинетта, много младше ее, признававшаяся, что ей неловко при дворе, - графиня знатнейшего рода, племянница канцлера Воронцова, в детстве кушала на коленях у своей крестной – императрицы Елизаветы Петровны и, став взрослой, помнила об этом, хотя и говорила, что ничего в этом особенного нет.

( Дальше )

Старинные русские писательницы: княгиня Екатерина Романовна Дашкова (1743 (1744?) – 1810) (часть 1)

С сайта http://www.owl.ru Размещено здесь исключительно в некоммерческих просветительских целях.

Образ княгини Дашковой «для потомков» очень сильно зависит от того, кто именно пишет о княгине Дашковой.

Для А.И. Герцена, издавшего первый русский перевод ее «Записок» и «раскрутившего» их для русской, а впоследствии – советской публики, для исторического романиста В.Пикуля, для филолога Л.Я. Лозинской, автора небольшой популярной монографии о Е.Р. Дашковой, вышедшей в серии «Страницы истории нашей Родины» (издательство «Наука», 1983), княгиня Дашкова, урожденная графиня Воронцова, – это замечательная русская женщина, «одна из самых замечательных женщин XVIII в.» (С), «русская женская личность» (С).
Для Э. Радзинского и Е.Анисимова княгиня Дашкова – смешная и слишком гордая женщина, с которой было тяжело жить ее собственным детям, которая велела зарубить чужих свиней, забравшихся к ней в сад, и которая невесть почему приписала себе всю славу екатерининского переворота, хотя во время, ему предшествовавшее, болтала о нем так много, что это едва ли не погубило весь замысел.
Ну и где же здесь та «золотая середина», где располагается правда? Середину вычислить, увы, не могу, но могу попытаться составить собственное мнение.
Мое первое знакомство с княгиней: фильм «Михайло Ломоносов», окруженная кавалерами дама в белом делает рукой в белой перчатке приглашающий жест Ломоносову (Виктору Степанову): «Умоляю разделить нашу компанию!» Потом эта дама будет среди немногих, кто придет навестить умирающего Ломоносова, и он, лежа больной в постели, воскликнет, задыхаясь: «Бог мой! Екатерина Романовна!»
Я узнала впоследствии, что княгиня, рано овдовев, носила чаще всего черное платье. Она вообще не слишком заботилась о нарядах, предпочитая заниматься детьми, своим, так сказать, внутренним содержанием (с ранней юности она прочла много серьезных книг), а также посвящать себя службе на благо Отечеству. Даже по прошествии времени странным выглядит это черное платье статс-дамы, считающей себя близкой подругой императрицы, среди придворных бриллиантов и кружев. Сама Екатерина Романовна признавала, что не создана для двора. Виной здесь были главные черты характера княгини,которые она никогда не пыталась смягчить, – откровенная серьезность и совершенно не придворная прямолинейность. Екатерина Романовна называла себя «бедной Нинеттой», «придворной Нинеттой». Имя Нинетта в XVIII веке было популярным именем литературных персонажей. Так зовут принцессу из знаменитой сказки для театра Карло Гоцци «Любовь к трем апельсинам», которая выходит из волшебного апельсина в чем мать родила, а впоследствии по колдовству злых интриганов превращается в голубку, но в конце все-таки становится женой излеченного принца Тартальи. А в одной французской литературной сказке, которую когда-то я прочла, Нинеттой зовут добрую и милую фею, которая покровительствует наукам и искусствам. Но княгиня Дашкова, судя по всему, имеет в виду комическую оперу Киампи «Капризы любви, или Нинетта при дворе». Сцену из этой оперы представляют «смолянки» Е.Н. Хрущова и и Е.Н. Хованская -две Кати- на знаменитейшей картине Д.Г. Левицкого.

С сайта http://art.rin.ru/ Размещено здесь исключительно в некоммерческих просветительских целях.

Сюжет оперы, мне, к сожалению, найти не удалось, но я нашла упоминание той же Нинетты в письме Екатерины II. Самодержица Всероссийская, оказывается, также иногда представляла себя Нинеттой-скромницей.
«…Екатерина старалась создать у домашних и европейских корреспондентов впечатление, что она взволнована и даже смущена предстоящим свиданием с австрийским императором. Подобные известия, дойдя через третьи руки до августейшего гостя, должны были польстить ему. …«Боже мой, не лучше ли было бы, если б эти господа сидели дома, не заставляя других людей потеть страшно, — продолжает она те же рассуждения в письме к барону М. Гримму. — Вот я опять принуждена разыгрывать жалкую роль Нинеты, очутившейся при дворе, и вся моя неуклюжесть, моя обыкновенная застенчивость должны будут явиться в полном свете»… Екатерина любила посмеяться над собой, поэтому «жалкая роль» сельской барышни, выбравшейся из своей глуши навстречу большим «господам», ей прекрасно удалась» (С). (из книги О.И. Елисеевой «Геополитические проекты Г.И. Потемкина»).
Но какие же разные это Нинетты! Будущая императрица – действительно маленькая Нинетта из Штеттина, Нинетта себе на уме, явившаяся ко двору бедной невестой, задавшаяся целью «всем нравиться» и затем железной выдержкой, прелестью общения, ловкостью ума завоевавшая себе Империю. Тогда как другая Нинетта, много младше ее, признававшаяся, что ей неловко при дворе, - графиня знатнейшего рода, племянница канцлера Воронцова, в детстве кушала на коленях у своей крестной – императрицы Елизаветы Петровны и, став взрослой, помнила об этом, хотя и говорила, что ничего в этом особенного нет.

( Дальше )

Старинные русские писательницы: княгиня Екатерина Романовна Дашкова (1743 (1744?) – 1810) (часть 2)

С сайта http://www.mk.by/ Размещено здесь исключительно в некоммерческих просветительских целях.

В истории о княгине Екатерине Романовне Дашковой, патриотке, просветительнице и прямодушнице, есть место для печальной иронии: во всем, что бы она не делала, «Екатерина Малая» неотделима от «Екатерины Великой». Те, кто восхищаются Дашковой, обыкновенно критикуют Екатерину-императрицу за лицемерие – использовала человека, который считал себя ее другом. Зато историки, осуждающие неловкости княгининого характера, чаще всего – поклонники Екатерины Великой, а на Дашкову смотрят с позиции императрицы и не прощают того, что не является первостепенным для приверженцев «Екатерины Малой».

Обе Екатерины – поклонницы идей Просвещения, но Екатерина Великая очень быстро поняла, что прекраснодушные порывы писателей не всегда может применить на практике «бедная императрица», которая «трудится над человеческой шкурой» (С). Екатерина Малая превратила свою жизнь в осуществление прочитанных книг. Этим я объясняю для себя, почему в ее «Записках» наивность и идеализм соседствуют с обширными выкладками, что и когда ей удалось сделать по хозяйству. На мой взгляд, вполне в духе Просвещения, поклоняющегося разуму. Иногда привычки русской аристократки не позволяют Екатерине Романовне вполне приноровить свою жизнь к идеалам Просвещения, но она этого искренне не замечает. Замечали это читатели ее записок (например, А.С. Пушкин), но не она сама.

В «Записках» княгини Дашковой встречаются редкие метафоры, которые тоже, на мой взгляд, очень характерны для философии Просвещения, ценящей оригинальность мысли и в то же время практицизм, увлекающийся демонстрацией возможностей Разума.

«Погода стояла чрезвычайно жаркая. Хотя ночь и защищала нас от палящего солнца, вместе с тем как будто злой дух летал над Пизой и вытягивал с помощью пневматической машины весь воздух, которым должны были дышать пизанцы» (С).

Обе Екатерины – основательно серьезные дамы. Но Екатерина-императрица свою серьезность в важнейшем для нее вопросе – власти – умело смягчает в чужих глазах, прикрывая иронией и любезностью. Екатерина-директор откровенно серьезна. К тому же добросовестна и ответственна. Изданный под ее руководством «Словарь Академии Российской, словопроизвдным порядком расположенный» был подготовлен только за 6 лет – рекордный срок.

Любопытно, что русский язык, для развития которого так много сделала Екатерина Романовна Дашкова, для нее самой являлся выученным. Она учила его в детстве с учителем, но как следует принялась за него в Москве, желая поладить с родней мужа. Возможно, поэтому она писала свою фамилию «Дашкава» - «с московским акцентом». К делу изучения, а впоследствии - поддержки родного языка княгиня отнеслась ответственно, как и ко всему, что делала.

Екатерина Великая рождена повелевать и пользоваться людьми, Екатерина-сподвижница – служить Отечеству, Екатерине, мужу, сыну. Ее мечты и утверждения о славе нестяжательны, скорее самопожертвовательны. Она пишет что, «справедливо может похвалиться одним достоинством, что она не прожила ни одного дня только для себя самой». (С)

Обе они по-разному понимают дружбу. В толковом словаре Российской Академии княгиня Дашкова – автор толкования слов «дружба» и «друг».

«Дружба – взаимная любовь, на искреннем почтении, совершенной доверенности, сходстве нравов и на одинаковых правилах честности основанная.

Друг – единодушный, искренней…сотоварищ, соединенный сходством нравов, а паче сходством правил честности». (С)

Дружба, как она ее определила, была важнейшей ценностью ее жизни, не подвергавшейся сомнению.

В бумагах Екатерины сохранилась записка-рекомендация, по всей видимости, адресованная внукам: «Изучайте людей, старайтесь пользоваться ими, не вверяясь им без разбора…»

В этой записке, теперь озаглавленной «Нравственные идеалы Екатерины II» можно найти то, что сближало Екатерину-императрицу с ее тезкой: «Оказывайте доверие лишь тем, кто имеет мужество при случае вам поперечить и кто предпочитает ваше доброе имя вашей милости». (С)Также и то, что могло заставить Екатерину-императрицу отнестись критически к порывам княгини Дашковой: «…Отыскивайте истинное достоинство, хоть бы оно было на краю света: по большей части оно скромно и (прячется где-нибудь) в отдалении. Доблесть не лезет из толпы, не жадничает, не суетится и позволяет забывать о себе».(С) Княгиню Дашкову невозможно упрекнуть в жадности, но она слишком уж опрометчиво заявила Екатерине об их общей славе.

Один из эпизодов «Записок» княгини Дашковой, на мой взгляд, показывает, что императрица тяготилась тем искренним пониманием дружбы, какое было у Дашковой. Такое понимание дружбы делает честь человеку, но оно слишком тесно связывало обеих женщин, между тем как императрица знала, что никому не вправе открываться до конца и должна сохранять возможность восстановить дистанцию.

«…Государыня, граф Разумовский, князь Волконский и я сошли с лошадей, сели в карету и спокойно ехали в Петербург. Екатерина, необыкновенно ласковым тоном обратившись ко мне, сказала: "Чем я могу отблагодарить вас за ваши услуги?". -- "Чтобы сделать меня счастливейшей из смертных, -- отвечала я, -- немного нужно: будьте матерью России и позвольте мне остаться вашим другом". -- "Все это, конечно, -- продолжала она, -- составляет мою непременную обязанность, но мне хотелось бы облегчить себя от чувства признательности, которому я обязана вам", -- "Я думаю, что обязанности дружбы не могут тяготить нас". -- "Хорошо, хорошо, -- сказала Екатерина, обнимая меня, -- вы можете требовать от меня что угодно, но я никогда не успокоюсь, пока вы не скажете мне, и я желала бы знать именно теперь, что я могу сделать для вашего удовольствия». (С)

Мне пришло в голову, что к разнице в характерах двух Екатерин неплохо подходит образ, с помощью которого Стефан Цвейг сравнивал Елизавету Тюдор и Марию Стюарт: для Елизаветы правление – игра в шахматы, головоломная задача, для Марии – рыцарское ристание. Вот так же и «екатерининская революция», да и вообще жизнь для императрицы были игрой в шахматы, а для ее сподвижницы – более похожи на рыцарский поединок.

К слову сказать, ведь когда ее сын учился в Эдинбургском университете, княгиня Дашкова жила в королевском дворце, рядом с покоями Марии Стюарт и много думала о «неразумной и несчастной» (С) королеве. В число ее друзей входил и первый биограф Марии Стюарт, историк Уильям Робертсон.

( Дальше )

С сайта http://persona.rin.ru/ Размещено здесь исключительно в некоммерческих просветительских целях.

Старинные русские писательницы: княгиня Екатерина Романовна Дашкова (1743 (1744?) – 1810) (часть 2)

С сайта http://www.mk.by/ Размещено здесь исключительно в некоммерческих просветительских целях.

В истории о княгине Екатерине Романовне Дашковой, патриотке, просветительнице и прямодушнице, есть место для печальной иронии: во всем, что бы она не делала, «Екатерина Малая» неотделима от «Екатерины Великой». Те, кто восхищаются Дашковой, обыкновенно критикуют Екатерину-императрицу за лицемерие – использовала человека, который считал себя ее другом. Зато историки, осуждающие неловкости княгининого характера, чаще всего – поклонники Екатерины Великой, а на Дашкову смотрят с позиции императрицы и не прощают того, что не является первостепенным для приверженцев «Екатерины Малой».

Обе Екатерины – поклонницы идей Просвещения, но Екатерина Великая очень быстро поняла, что прекраснодушные порывы писателей не всегда может применить на практике «бедная императрица», которая «трудится над человеческой шкурой» (С). Екатерина Малая превратила свою жизнь в осуществление прочитанных книг. Этим я объясняю для себя, почему в ее «Записках» наивность и идеализм соседствуют с обширными выкладками, что и когда ей удалось сделать по хозяйству. На мой взгляд, вполне в духе Просвещения, поклоняющегося разуму. Иногда привычки русской аристократки не позволяют Екатерине Романовне вполне приноровить свою жизнь к идеалам Просвещения, но она этого искренне не замечает. Замечали это читатели ее записок (например, А.С. Пушкин), но не она сама.

В «Записках» княгини Дашковой встречаются редкие метафоры, которые тоже, на мой взгляд, очень характерны для философии Просвещения, ценящей оригинальность мысли и в то же время практицизм, увлекающийся демонстрацией возможностей Разума.

«Погода стояла чрезвычайно жаркая. Хотя ночь и защищала нас от палящего солнца, вместе с тем как будто злой дух летал над Пизой и вытягивал с помощью пневматической машины весь воздух, которым должны были дышать пизанцы» (С).

Обе Екатерины – основательно серьезные дамы. Но Екатерина-императрица свою серьезность в важнейшем для нее вопросе – власти – умело смягчает в чужих глазах, прикрывая иронией и любезностью. Екатерина-директор откровенно серьезна. К тому же добросовестна и ответственна. Изданный под ее руководством «Словарь Академии Российской, словопроизвдным порядком расположенный» был подготовлен только за 6 лет – рекордный срок.

Любопытно, что русский язык, для развития которого так много сделала Екатерина Романовна Дашкова, для нее самой являлся выученным. Она учила его в детстве с учителем, но как следует принялась за него в Москве, желая поладить с родней мужа. Возможно, поэтому она писала свою фамилию «Дашкава» - «с московским акцентом». К делу изучения, а впоследствии - поддержки родного языка княгиня отнеслась ответственно, как и ко всему, что делала.

Екатерина Великая рождена повелевать и пользоваться людьми, Екатерина-сподвижница – служить Отечеству, Екатерине, мужу, сыну. Ее мечты и утверждения о славе нестяжательны, скорее самопожертвовательны. Она пишет что, «справедливо может похвалиться одним достоинством, что она не прожила ни одного дня только для себя самой». (С)

Обе они по-разному понимают дружбу. В толковом словаре Российской Академии княгиня Дашкова – автор толкования слов «дружба» и «друг».

«Дружба – взаимная любовь, на искреннем почтении, совершенной доверенности, сходстве нравов и на одинаковых правилах честности основанная.

Друг – единодушный, искренней…сотоварищ, соединенный сходством нравов, а паче сходством правил честности». (С)

Дружба, как она ее определила, была важнейшей ценностью ее жизни, не подвергавшейся сомнению.

В бумагах Екатерины сохранилась записка-рекомендация, по всей видимости, адресованная внукам: «Изучайте людей, старайтесь пользоваться ими, не вверяясь им без разбора…»

В этой записке, теперь озаглавленной «Нравственные идеалы Екатерины II» можно найти то, что сближало Екатерину-императрицу с ее тезкой: «Оказывайте доверие лишь тем, кто имеет мужество при случае вам поперечить и кто предпочитает ваше доброе имя вашей милости». (С)Также и то, что могло заставить Екатерину-императрицу отнестись критически к порывам княгини Дашковой: «…Отыскивайте истинное достоинство, хоть бы оно было на краю света: по большей части оно скромно и (прячется где-нибудь) в отдалении. Доблесть не лезет из толпы, не жадничает, не суетится и позволяет забывать о себе».(С) Княгиню Дашкову невозможно упрекнуть в жадности, но она слишком уж опрометчиво заявила Екатерине об их общей славе.

Один из эпизодов «Записок» княгини Дашковой, на мой взгляд, показывает, что императрица тяготилась тем искренним пониманием дружбы, какое было у Дашковой. Такое понимание дружбы делает честь человеку, но оно слишком тесно связывало обеих женщин, между тем как императрица знала, что никому не вправе открываться до конца и должна сохранять возможность восстановить дистанцию.

«…Государыня, граф Разумовский, князь Волконский и я сошли с лошадей, сели в карету и спокойно ехали в Петербург. Екатерина, необыкновенно ласковым тоном обратившись ко мне, сказала: "Чем я могу отблагодарить вас за ваши услуги?". -- "Чтобы сделать меня счастливейшей из смертных, -- отвечала я, -- немного нужно: будьте матерью России и позвольте мне остаться вашим другом". -- "Все это, конечно, -- продолжала она, -- составляет мою непременную обязанность, но мне хотелось бы облегчить себя от чувства признательности, которому я обязана вам", -- "Я думаю, что обязанности дружбы не могут тяготить нас". -- "Хорошо, хорошо, -- сказала Екатерина, обнимая меня, -- вы можете требовать от меня что угодно, но я никогда не успокоюсь, пока вы не скажете мне, и я желала бы знать именно теперь, что я могу сделать для вашего удовольствия». (С)

Мне пришло в голову, что к разнице в характерах двух Екатерин неплохо подходит образ, с помощью которого Стефан Цвейг сравнивал Елизавету Тюдор и Марию Стюарт: для Елизаветы правление – игра в шахматы, головоломная задача, для Марии – рыцарское ристание. Вот так же и «екатерининская революция», да и вообще жизнь для императрицы были игрой в шахматы, а для ее сподвижницы – более похожи на рыцарский поединок.

К слову сказать, ведь когда ее сын учился в Эдинбургском университете, княгиня Дашкова жила в королевском дворце, рядом с покоями Марии Стюарт и много думала о «неразумной и несчастной» (С) королеве. В число ее друзей входил и первый биограф Марии Стюарт, историк Уильям Робертсон.

( Дальше )

С сайта http://persona.rin.ru/ Размещено здесь исключительно в некоммерческих просветительских целях.